И, конечно, проклятая бора, непознаваемая и непредсказуемая, к которой невозможно приспособиться. Порой в соседних долинах в одной она шурует по полной программе, а рядом — ни дуновения. Видишь, как по соседству пошли султаны снега, а что дальше? Будет нарастать до опасного предела или на том и остановится, никто не подскажет. Пока везет, но, очевидно, надо научиться если не предвидеть развитие погоды, то выходить из возникшей ситуации. Определенно при потере видимости направление можно выдерживать на леднике по уклону поверхности, по застругам, и даже по ветру во время боры, направление которого практически не меняется.
Каневский уверен, что бора непредсказуема, но я думаю, что у него это от системы образований, когда в нашей ситуации он лишен возможности нормального синоптического анализа. Однако для маршрутника эта информация всегда будет недоступной, и он может полагаться лишь на местные признаки, например, типы облачности, особенно с характерными зализанными формами, повторяющими рельеф. Все вместе позволяет судить о ближайшем развитии погоды, но, разумеется, только с определенной долей вероятности и, главное, без той ее доли, которая несет смертельную угрозу. И да не оставит нас удача!
Со временем разница между маршрутниками и персоналом стационаров проявляется все отчетливей по многим направлениям, включая питание и одежду. Затраты энергии у тех, кто несет свою вахту на стационарах (помимо ежедневного жизнеобеспечения) по сравнению с маршрутниками минимальны: «поход» каждые три часа от жилья к метеоплощадке. Разница в нагрузках отражается в ее восполнении — обитатель стационара в целом довольствуется казенным пайком, прикупая к нему для разнообразия сгущенку, воблу, фруктовые консервы и иную «вкуснятину», тогда как маршрутнику не до разносолов. Оказавшись на ночевке под гостеприимной крышей, он, к изумлению «стационарщика», пожирает полбанки мясных консервов с гарниром (также полбанки) из овощных, запивая все это литром крепчайшего кофе, после которого предается «морфею», что называется, без задних ног. Проспавшись, маршрутник повторяет свое насыщение, не заботясь о его разнообразии, и снова исчезает, чтобы возникнуть на стационаре неизвестно когда, не заботясь о распорядке дня его обитателей, что нередко вызывает законный протест.
Такая же разница существует и в обмундировании двух основных подразделений экспедиции. Опять–таки на стационаре можно обойтись казенным набором полярного одеяния в виде ватных штанов в сочетании с полушубком или меховой курткой. Если снаружи задувает так, что отличить заснеженную поверхность ледника от неба зрительно невозможно, описанный выходной «костюм» дополняется ямщицким плащом, брезент которого по плотности приближается к фанере. В одежде, с точки зрения обитателей стационаров, маршрутник проявляет ненужную привередливость, пытаясь обосновать ее разницей в нагрузках на переходе (когда он нередко изнемогает под непосильной ноши, так что его белье становится мокрым от пота) и вынужденной неподвижностью на точке наблюдений, когда пропитанная потом одежка грозит замерзнуть раньше своего хозяина. Соответственно, на переходе приходится избавляться от меховой одежки, чтобы воспользоваться ею на точке наблюдений, а на переходе — это дополнительный груз. В общем, хочешь жить, умей вертеться…
Из новостей, внесших разнообразие в нашу повседневную жизнь. Наконец наш начальник заявил о предстоящем отъезде в Москву со ссылкой на состояние здоровья, что подтвердил и врач. Большинство восприняло новость с удовлетворением.
Выполнив в мае очередную серию наблюдений на поперечном створе через стационар Барьер Сомнений, я испытал чувство удовлетворения — полученные результаты уже позволяли планировать мою полевую деятельность на будущее. Определились возможность выявить сезонные изменения на поперечном створе, теперь можно приступать к изучению движению льда на продольном створе от Ледораздела к фронту ледника Шокальского. Как это удастся, знает только Всевышний.
Предстоит сгущение опорной сети, для чего нужны гурии на Бастионах и ЦАГИ. Первый из них я соорудил и отнаблюдал практически в день летнего солнцестояния, 21 июня. Разумеется, в одиночку (как и Яблонский), поскольку людей просто не хватает, что, строго говоря, запрещено всеми действующими инструкциями. Возвращаясь на стационар, неоднократно оглядывался: видно превосходно, гурий буквально упирается в небосвод. Теперь предстоит поставить такой же в южном массиве гор ЦАГИ. На стационаре Барьер Сомнений в порядке накануне этого постарался отоспаться и заправиться. Утешает и подбадривает установившаяся словно по заказу спокойная солнечная погода, достаточно ненадежная, требующая спешки и напряга. Пункт на ЦАГИ позволял провести сгущение засечкой по многим направлениям, времени на наблюдения уже не оставалось, как и на оценку пейзажа, тем более что я не рисковал упустить погоду, чтобы приступить к наблюдениям на межбарьерном участке.
Для этого понадобилось возвращаться в балок Анахорет. Там я провел часа два, одновременно топил печку, готовил варево и пробовал урывками сидя спать, хотя такой сон больше походил на забытье. Временами сквозь дрему в мозгу возникала мысль, что подобный напряг к добру не приведет… Взвалив на плечи теодолит с треногой, снова продолжил свою работу, отнаблюдав по пути несколько пунктов, отметив их вехами, которые волок с собой. Так как бура мне не дали (их с трудом хватило для других отрядов), я просто втыкал вехи в снег и фирн, надеясь забурить их в обозримом будущем. Совершенно в сомнамбулическом состоянии пришел к Каневским. На последнем километре сил не оставалось, через сотню–другую метров приходилось сбрасывать рюкзак, чтобы перевести дух. Садиться не решался, боялся не встать. Кое–как добрел, чтобы услышать от недовольной Натальи: «Чего приперся, не мог в другое время выбрать?» Ах, Наталья, ты Наталья! Не знаешь ты, что не маршрутник выбирает время, а время определяет начало маршрута и его конец.
На стационаре позволил себе выспаться и снова возвращаюсь в балок Анахорет. Сплошное белое пекло: солнце палит вовсю, лицо разъедает пот, штормовка от него мокрая, не говоря о белье. Добрался, а наблюдать из–за сильных вертикальных токов нагретого воздуха невозможно. Позволил себе отдых, хотя и вынужденный. Зато позже сделал еще несколько пунктов вплоть до Второго барьера, хотя тревога за их сохранность не покидала меня. Если в ближайшую неделю или декаду я их не забурю, все сделанное пойдет прахом, и даже жаловаться будет некому, включая начальника. С истечением своих полномочий он просто пошлет меня подальше, и со своей логикой будет прав. С таким же успехом я могу обвинить в своих неудачах Арктику или Александра Македонского, совсем невесело от таких дум.
27 июня я вернулся к Каневским, причем не лучшим маршрутом — напрямую через перебитый трещинами Барьер Сомнений. Последний раз я там был девять месяцев назад с Яблонским и, видимо, здорово подзабыл ситуацию, если в состоянии крайней усталости решился на подобное. Объяснения в благополучном исходе, кроме как пьяным и дуракам, не вижу. Дал себе зарок: впредь Барьер Сомнений — только в обход. Еще бы научиться не доводить себя до состояния полного физического и морального истощения от усталости.
Стационар уже в окружении озер талой воды, соединенных бодрыми потоками. Надеюсь, у Олега ситуация с таянием все же лучше. С 8 июня я его не встречал, мы обменивались только короткими записками на стенах балка Анахорет. Судя по последней, он где–то у балка Серпантин, а там активное таяние еще только впереди, да и в области питания оно доставляет меньше хлопот. Можно возвращаться к базе, чтобы подготовиться к наблюдениям на участке покрова между Вторым барьером и Ледораздельной. А усталость, накопившаяся за июнь, уже не проходит, и с этим приходится считаться. Тело отяжелело, суставы словно проржавели, состояние отупения отражается на способности реально оценивать опасность.
