* * *
Мы с мужем совершали ритуал: чаепитие перед спектаклем. Муж
просматривал газету, прихлебывал чай из огромной чашки и сообщал мне последние
театральные новости. Рассказчик он хороший, чего не скажешь о его игре. Я пила
чай из чашки поменьше, с удовольствием смотрела на его красивое лицо и жалела,
что он мой муж. Услышав звонок в дверь, я досадливо поморщилась — по четвергам,
а был четверг, мы предпочитали проводить день вдвоем. Муж посмотрел на меня
поверх газеты.
— Кто бы это?
— Понятия не имею, — ответила я и хотела
подняться, но он опередил меня.
— Сиди, дорогая, я открою, — муж у меня
джентльмен.
Звонок надоедливо трещал, затем хлопнула дверь, и я услышала
голос моей подруги Таньки, при звуках которого меня всегда пробирает дрожь.
Болтать она начала с порога, муж довел ее под руку до кухни.
— Привет, — буркнула она и тут же добавила:
— Я влюбилась.
— Чудесно, — без иронии заметил муж. —
Присутствовать можно?
— Оставайся, — разрешила Танька. — Тебе
полезно послушать. Что-то ты больно спокоен, друг мой, а с такой женой, как у
тебя, всегда надо быть начеку.
— Приму к сведению. Так что там за новый возлюбленный?
Танька влюблялась, как правило, четырежды в год, вспышки
приходились на средний месяц каждого сезона, она объясняла это особыми токами в
крови.
— Ну, так что за любовник? — подала я
голос. — Что он, красив, умен?
Танька подозрительно покосилась на меня.
— Что-то ты бледная сегодня.
— Это освещение.
— Может, и освещение, а по мне, ты слишком много
пялишься на своего красавца мужа. Кстати, мужчине вовсе не обязательно быть
красивым, а ум ему уж точно ни к чему.
— Значит, твой любовник безобразен и глуп?
Танька стала сверлить меня взглядом, силясь понять, говорю
ли я серьезно или дразню ее. Наверняка лицо у меня сейчас довольно глупое, зато
непроницаемое. Я пользуюсь своим лицом как ширмой. Не обнаружив ничего похожего
на насмешку, Танька улыбнулась.
— Он чудо.
— Прошу прощения, леди, — встрял муж. —
Пикантные подробности будут?
— Разумеется, — ответила Танька.
— Тогда я удаляюсь. Терпеть не могу, когда хвалят
других.
Муж поднялся и, одарив меня самым нежным взглядом из своего
арсенала (в театре он играет преимущественно любовников), скрылся в гостиной.
— Хорош, черт, — вздохнула Танька.
— Хорош, — отозвалась я. — Ну, что там с
любовником?
— Он из Сан-Франциско.
— А где это?
— Не прикидывайся. В Америке.
— Серьезно? А здесь-то ему что надо?
— Контракт приехал заключать. Мост будут строить.
— Через нашу канавку, что ли?
— Ты чего сегодня вредная такая, женские недомогания?
— Да я так просто, выясняю, — мирно сказала
я. — Контракт заключили?
— Нет. Думаем. Уж больно круто.
— Так ведь из Сан-Франциско люди едут.
— Вообще-то он грузин.
— Но из Сан-Франциско. Любопытно.
Танька опять стала сверлить меня взглядом.
— Не вредничай, родители у него эмигрировали. —
Тут она лучезарно улыбнулась и спросила:
— Доброе дело сделать хочешь?
— Хочу, если это не дорого.
— Не дорого. Пойдем в ресторан. Он меня поужинать
пригласил. Но ведь как-то неудобно, верно?
— Отчего ж неудобно?
— Ну, у нас же вроде деловые отношения. А тут вдвоем.
— Так вы ж любовники.
— Да нет еще. В общем, я сказала, что приду с тобой, а
он там какого-то хмыря притащит.
— Ты уверена, что получится приличней?
— Уверена. В шесть часов встречаемся.
— Не пойдет. Сегодня в театр иду.
— Что там делать-то? На мужа смотреть… Он тебе и так
целыми днями глаза мозолит. Между прочим, не так уж часто я обращаюсь к тебе с
просьбами.
Действительно, за последнюю неделю это случилось всего
каких-нибудь пять раз.
— Не пойду.
— Вот только попробуй, — сурово сказала
Танька. — Может, от этого ужина моя судьба зависит. Позвоню.
Танька отбыла, крикнув мужу:
— Валерочка, котик, пока.
Валера, стоя перед зеркалом, пытался завязать галстук. Он
морщился и время от времени стонал:
— Черт, это невыносимо.
Зрелище устрашающее. Я не умею завязывать галстуки. Все, чем
могу помочь в этом процессе, так это напряженно морщить лоб и повторять:
— Спокойнее, милый.
Наконец с галстуком было покончено. Муж довольно улыбнулся,
я помогла ему надеть пиджак, стряхнула с плеча несуществующие пылинки.
— Ты чудо, — сказал он и поцеловал меня в нос.
Я довольно улыбнулась. Прощальный взгляд в зеркало: в
профиль Валера просто бесподобен.
— Какие у тебя планы на вечер? — спросил он.
— Вообще-то я собиралась в театр, говорят, ты превзошел
самого себя. Должна же я это видеть.
Лицо любимого чуть вытянулось. Чего-то я с планами
намудрила. Свинство, конечно, с моей стороны, сообщать ему об этом за два часа
до спектакля. Я поспешно отвернулась и начала перебирать ноты на фортепиано —
надо дать возможность человеку опомниться. В мужа я верю, он молодчина.
Несколько лет назад ему присвоили «заслуженного», не зря присвоили: когда я,
сосчитав до шестидесяти, повернулась, на лице его сияла самая ослепительная из
улыбок.
