— С чего умирать-то, Ладушка? А я к тебе с подарочком.
Поезжай в круиз по Средиземному морю. Слышишь, Ладуль, отдохнешь, загоришь,
тряпок купишь. Ладушка, красавица моя, ну погуляй, развейся, я ж не против,
слышишь? Поезжай, а я тебя ждать буду. Приедешь, и все у нас по-старому пойдет.
Все хорошо будет.
* * *
Из круиза я вернулась в начале мая. Позвонила Таньке. Она
прибежала за подарками, ну и барахло посмотреть, само собой.
— Ладка, загар — убиться можно, выглядишь — класс.
Аркаша тебя заждался, дни считает. Когда, говорит, Ладуля приедет? Ты ему
звонила?
— Завтра, — отмахнулась я. — Танька, как тут
Димка?
— А что Димка? Хорошо. Бабу завел. Во-вка рассказывал.
Студенточка какая-то, говорит, ничего. Конечно, с тобой ей и рядом не стоять,
но девахе девятнадцать годков, сама понимаешь. Вовка говорит, он ее из
института встречает, к себе домой приглашает. Любовь. Мужик-то, что я говорила,
цел. Хошь, посватаю?
— Отстань.
— Да на хрена тебе Димка? Свет в окошке. Добро бы дело.
Мой вон, стервец, пропадал три дня, говорит, машину новую обмывал, чай, с
бабами шарахался. Все они козлы… Я своего поперла. Прибегал мириться, в ногах
валялся. К себе больше не возьму, пусть с мамашей живет, недоумок.
— А чего вообще держишь?
— Как не держать? Привыкла, жалко. Опять же, пропадет
без меня. Ну какой из него бандит, его курица облапошит. Одно слово — недоумок.
Лом про тебя спрашивал, говорит, скучает.
— Он все и подстроил, подлюга. Я его достану.
— Не связывайся с ним, себе дороже.
С Ломом все-таки надо было разобраться, Димку я ему ни в
жизнь не прощу. Приехала я как-то в контору, в баре Пашка сидел, по части где
чего достать — первый человек. Я к нему подсела. Пашка улыбался, меня
разглядывал, и я улыбнулась, ласково так, и попросила:
— Паш, наручники достань.
— Наручники? — вытаращил он глаза. — Зачем?
— Да в кино один прикол видела, хочу папулю порадовать.
Пашка хмыкнул:
— Ясно. Достану.
— Когда?
— Да завтра приходи, принесу.
Принес. Тут и Аркашка весьма кстати в Москву собрался, проводила
я его — и в контору. Утро, народу ни души, Лом с мужиками в подсобке резался в
карты. Я вошла и заулыбалась с порога.
— Привет, мальчики.
Лом оглядел меня с ног до головы, облизнулся и пропел:
— Ладушка…
— Ломик! — Я подошла поближе, чтоб он мои коленки
чувствовал, колыхнула бюстом и сказала:
— Аркаша уехал, а мне деньги нужны.
Лом ничего спрашивать не стал, молча бумажник протянул. Я
денежки отсчитываю, он как раз партию доигрывал и говорит:
— Бери все.
Я и взяла. А чего не взять, если дают? Бумажник вернула.
— Спасибо, Ломик, — говорю ласково, — Аркаша
приедет, отдаст.
И пошла. Лому карты враз неинтересны стали. Догнал он меня в
коридоре.
— Ладушка.
Я у стеночки встала, улыбаясь. Лом подошел, руками в стенку
уперся возле моих плеч, посмотрел шалыми глазами. Я бюстом еще разок колыхнула,
так, для затравки, и мурлыкнула:
— Руки убери, увидит кто.
— Да нет никого, — шепнул он, обхватывая меня
своими ручищами. — Ладушка, давай по-хорошему, а? Поехали ко мне, думаешь,
я хуже Димки? Да я тебя так ублажу… а, Ладушка?
И сразу ко мне под подол полез, рожа стала багровая, руки
потные, а я коленочку к его бедру прижала.
— Поехали, — хрипит.
— Аркаша узнает, — шепнула я, а сама ему шею
нализываю.
— Да черт с ним, поехали.
— Да подожди ты, мужики увидят.
— Я им башки враз поотшибаю, не бойся.
— К тебе не поеду. Ко мне приезжай.
— Когда?
— Часа через два.
— Да я свихнусь за это время.
— Ничего, в самый раз будет.
Лом все-таки меня выпустил, я подол одернула и бежать.
Через два часа он явился, с шампанским, шоколадом, жратвой
на целую роту, а самое главное, с букетом роз. Все-таки Лом мужик забавный. Я
встретила его в пеньюаре, грудь под кружевом выглядела весьма эротично. Он
затрясся и сразу полез ко мне.
— Да подожди ты, господи, — разозлилась я. Взяла
его за руку и потянула к тахте. Лом, как на учениях, за две секунды пиджак с
рубашкой стянул и меня глазами жрет, за штаны принялся, но я его остановила:
— Подожди, я сама. Ложись.
Он бухнул свои сто килограммов на тахту, ножки слегка
подогнулись, а пол затрясся. Я сняла пеньюар, Лом только охнул. Торопиться я не
стала, попросила:
— Руки откинь назад.
— Зачем? — удивился Лом.
— Узнаешь, — шепчу я.
Он руки за голову закинул, а у меня уж все заранее
приготовлено: наручники за трубу от батареи продернуты и подушечкой прикрыты. Я
щелкнула наручниками, а Ломик удивился:
— Зачем?
— Мне так больше нравится.
Он хмыкнул, повел шалыми глазами:
— Выдумщица.
Ломик лежал в наручниках, а я с него снимала штаны. Не
спеша. Он поскуливать начал и спину поднимать. А я ноги ему нализывала.
Добралась до левой щиколотки, ремешком ее зацепила и привязала покрепче к ножке
тахты. И по правой ноге поехала. Лом сначала выл, потом заорал:
— Ладка, иди ко мне, слышишь?!
— Сейчас, — ответила я ласково.
Зацепила вторую ногу, нежно поцеловала его в пупок и
спрыгнула с тахты на пол, подняла с пола пеньюар. Ломик глаза выпучил. —
Отдыхай, сокол, — сказала я. — Съезжу в контору, мужики тебя
освободят, узнаешь, как перед народом без штанов лежать.
Лом ни грозить, ни уговаривать не стал. Глазами полоснул,
кадыком дернул и спросил:
