— На что? — спросил он, подхалимски улыбаясь.
— На все.
— Ладушка, сына женю, прикинь, какие траты.
— Чего на свадьбу не зовешь?
Аркаша заерзал.
— Сама подумай…
— Ты что ж, стыдишься меня, что ли? — вскинула я
голову.
— Да господи, да разве ж в этом дело? Только ведь…
— Значит, так, — сказала я, — добром не пригласишь,
сама приду. Я вам такую свадьбу устрою, век помнить будете.
Аркаша поерзал, пожаловался на судьбу. Сошлись на том, что я
пойду с Ломом, народу много, в толпе меня не заметят. «Как же, не заметят меня,
дождешься».
Я вышла из ресторана, коленки тряслись, голова кружилась.
Димка женится, не видать мне его. Будет возле жены сидеть, он из таких,
чокнутых. Я поехала к Таньке, на кухне Вовка тосковал со стаканом чая.
— Вова, у Димки свадьба? — спросила я.
— Да. Говорить не велел.
— Ты пойдешь?
— Я ж свидетель, пойду.
— Вова, привези мне завтра Димку, слышишь?
— Не пойдет он, не захочет. Я про тебя спрашивал,
говорит, все.
— Вова, мне только увидеть его… Привези!
— Да я что. Не пойдет он…
Я перед Вовкой на колени бухнулась:
— Приведи Димку, век должна буду.
— Лад, ты что, встань. Я попробую…
Танька рядом причитала:
— Ладка, не суйся, хрен с ним, пусть со студенточкой
трахается, надоест она ему в пять минут. Натворишь дел, ох, чует мое сердце…
* * *
На следующий день я в Вовкиной квартире металась, как зверь в
клетке. Ждала Димку. Вовкина мать была на даче, Вовка меня привез и за другом
уехал. Я ждала, руки ломала. Услышала, как дверь хлопнула, потом Димкин голос.
Я вышла, он меня увидел, в лице переменился, Вовка потоптался и сказал:
— Ну, это, пошел я, — и исчез за дверью, а Димка
мне:
— Зря ты, Лада, ни к чему…
Хотел уйти, а я в рев и в ноги ему.
— Димочка, подожди, прошу тебя. Пять минут. — Он
стоит, на меня не смотрит, а я реву еще больше. — Димочка, я ведь знаю,
женишься, ты ко мне не придешь. Простимся по-хорошему, ведь на всю жизнь
прощаемся. Люблю я тебя, Дима, пожалей меня…
Я ему руки целовала, а он губы кусал, попросил жалобно:
— Лада, пожалуйста, не надо. Тяжело мне.
— Димочка, последний раз, последний раз…
Он хотел меня поднять, а я ему в шею вцепилась, потянула за
собой на пол, торопливо целуя.
— Возьми меня, — попросила, срывая одежду.
Куда мужику деваться?
Обоих трясло, лежали обнявшись, я глаза открыть боялась.
Димка меня поцеловал и шепнул тихо:
— Пошли в Вовкину комнату.
Время пролетело, я и в себя не успела прийти.
— Уходить мне надо, — тихо сказал Димка, я
обхватила его за плечи и попросила:
— Еще полчасика, и пойдешь.
Часы пробили одиннадцать. Тут уж я сама ему сказала:
— Иди, Дима, поздно, — отвернулась, слезы глотаю.
Он ко мне прижался:
— Лада, уйду в двенадцать.
Не ушел. Только в четыре утра поднялся, стал одеваться.
— Ты ее не любишь, — сказала я, сидя в
постели. — Зачем жизнь себе и мне калечишь? Ты меня любишь.
— Люблю, — вздохнул он. — Только теперь не
переиграешь.
А я на нем повисла, зашептала жарко:
— Давай уедем вдвоем, слышишь?
— Господи, Лада, сегодня ж свадьба, гостей до черта. И
Светка.
— Что Светка? Ее тебе жалко, а меня нет? Неужели жизнь
свою погубишь, для того чтобы какие-то балбесы на твоей свадьбе напились,
наелись? Уедем, Дима, на юг, пусть тут без нас разбираются. Вернемся через
месяц, все поутихнет. Вместе жить будем.
— Лада, — Димка встал на колени, в плечи мои
вцепился, — поклянись, что отца бросишь.
— Брошу, Димочка, — торопливо закивала я, —
брошу, с мужем разведусь, ребенка тебе рожу, все сделаю, что захочешь, только
поехали.
— Едем, — сказал он. — Машина под окном.
— К Таньке надо, денег занять.
Танька поначалу обалдела, принялась орать, но быстро
выдохлась и рукой махнула, дала денег. Я изловчилась и мужу позвонила, так
чтобы Димка не слышал. Не помню, что ему плела. Валерка первый раз в жизни на
меня наорал, а я трубку бросила.
* * *
На юге мы пробыли почти месяц, Танька присылала деньги. Жили
как в сказке. Только все равно пришлось возвращаться. Приехали вечером.
— Домой надо, — сказал Димка. — Сейчас
начнется. Завтра увидимся?
— Конечно.
— Где?
— На квартире.
Простились, и я поехала к Таньке.
— Как тут? — спросила.
— Пожар в джунглях, — затараторила она. — Че
было… Аркаша чуть умом не тронулся, гостей назвал, а женишка-то нет. Ух и
матерился, и мне досталось. Потом прибегал, чтоб пригрела, ну, я его по старой
памяти осчастливила. Жаловался: «Ладка, стерва, меня бросила и сына увела». А
Лом чего выделывал… Ты, душа моя, случаем с ним не трахнулась?
— Сдурела? — первый раз в жизни соврала я Таньке.
— Такой концерт устроил, всех из кабака разогнал,
сколько челюстей сломанных, не рассказать. Потом нагнали баб табун и загуляли:
он, Пашка, Святов и Лешка Моисеев. Три дня гудели, никто сунуться не смел.
Потом пропал, неделю не показывался и на Аркашу наорал: говорит, придушу твоего
щенка. Если ты ему свои прелести не засветила, с чего б ему так беситься?
— Засветила, Танька, — покаялась я.
— Вот дура, говорила: не связывайся. Подлюга ведь. Ну,
теперь он тебя достанет, и Димку твоего…
— А сейчас-то как?
— Да не бойся. Успокоились. Сколько шуметь-то можно?
Аркаша на днях сказал: уж хоть бы вернулись.
— Ну и слава богу, — вздохнула я.
