— Готовь, — кашлянув, ответил он и покинул меня. Я
хохотнула и стала разбирать покупки. Если Танька не ошибается и Лом таит в душе
большую любовь ко мне, сегодня ему придется туго.
Ужин удался на славу. Я вырядилась в новое платье и осталась
собой чрезвычайно довольна.
Когда любимый вернулся, накрыла на стол и скромно уселась в
уголке, глядя на него с большой нежностью. Лом жевал, хмурился, а под конец со
вздохом заявил:
— Красивая ты баба, Ладка…
— Это плохо? — удивилась я.
— Не знаю, — опять вздохнул Лом. — Одно
беспокойство…
— Найди себе какую-нибудь уродину, — посоветовала
я.
— Я чего искал, то нашел, — заявил он. — Одно
плохо — веры тебе никакой.
— Опять двадцать пять, — тяжело вздохнула
я. — Ведь все же объяснила.
— Ты объяснишь… — начал злиться любимый.
Я подошла к нему, раздвинула его колени, устраиваясь поближе
да поудобнее, и сказала:
— Заткнулся бы ты ненадолго да делом занялся. —
Пока Лом соображал, что на это ответить, я его поцеловала и добавила:
— Я так по тебе скучала…
Ломик включил ночник, которым не так давно получил по пустой
голове, и стал меня разглядывать. Дышал с трудом, и по роже было видно, что
страшно доволен. Еще бы… Я только что из шкуры не выпрыгнула.
— Ну как, угодил? — спросил он, а я засмеялась,
потянулась и животик погладила.
— Угодил, не то слово. — Тут я обняла его покрепче
и мурлыкнула:
— Я под тобой сознание теряю…
— Орала ты — будь здоров, — подтвердил он и полез
целоваться, а я блаженно запрокинула головку, а потом жарко зашептала ему на
ухо что-то в высшей степени непристойное. Любимый был доволен, благодушен и
чрезвычайно ласков. Я решила немного поэкспериментировать.
— Пить хочу, — сказала капризно, потягиваясь в его
руках.
— Чего принести? — с готовностью спросил он.
— Молочка холодненького.
— Тебе нельзя холодное, опять заболеешь.
Молоко он принес заботливо подогретым.
— Есть хочу, — сказал он, забирая из моих рук
пустой стакан, и без перехода спросил:
— То, что ты говорила, правда? Хоть немного?
— Что? — не поняла я.
— Ну, что ты меня любишь, — слово ему далось с
трудом, еле выговорил. Ничего, я тебя обучу, по двадцать раз на день будешь мне
его твердить.
— А ты как думаешь? — ласково спросила я. Он
помолчал, посмотрел серьезно.
— Не знаю. То, что тебе со мной, как с мужиком, кайф,
это я чувствую, а остальное…
Он нахмурился, искоса взглянул… Глуп был Лом, и в мои слова
поверить ему хотелось. Я прижала его голову к груди, по волосам погладила и
замурлыкала:
— Я люблю тебя… Разве ты не чувствуешь? Злишься за
старое, а то, что я по тебе с ума схожу, не видишь. Ну, не дурачок ли ты?
Он голову поднял, уставился в мои глаза, долго смотрел, лицо
сделалось каким-то потерянным, обнял меня, прижался теснее и сказал:
— Ладуль, поклянись, что правду сказала. Поклянись, я
поверю.
Я засмеялась, ласково, по-собачьи лизнула его в шею и
поклялась:
— Век свободы не видать.
* * *
Как сказала, так и вышло.
Через месяц сыграли свадьбу. Танька, само собой, была
свидетельницей и чему-то радовалась. Как я и предполагала, Лом попытался
сделать из свадьбы зрелище, напоминающее коронацию, но я этому
воспрепятствовала, настояв на скромной церемонии.
Очень скоро влюбленный Лом стал действовать мне на нервы
больше, чем бешеный, и времена, когда мы дрались да ругались, я вспоминала как
лучшие дни своей жизни. Танька, напротив, веселилась и потирала руки.
— Что я тебе говорила, заживешь как в сказке.
— Хороша сказка, — злилась я.
— А чего тебе надо? Деньги тратишь сколько хочешь, муж
любит, без тебя шагу не ступит, все Ладушка да Ладушка. Мужики, и те говорят,
что Лом на своей бабе помешался.
— Надоел он мне, — рявкнула я.
— Ну, милая… — Подружка нахмурилась.
— Танька, давай подумаем, как от Лома избавиться.
— Что значит «избавиться»? — насторожилась она.
— То и значит: я хочу быть вдовой.
— Спятила? Дела в гору пошли, Лом тебя слушает, души не
чает, чего тебе еще? Да любая баба только бы радовалась такому-то мужику.
— Вот и забери его себе, — съязвила я.
— С радостью, да он от твоей задницы последних мозгов
лишился… Вчера его встретила. Шубу волокет, рожа довольная. «Ладуле
подарок», — передразнила Танька Лома, — а сам так и светится.
— Он дом затеял строить, — пожаловалась я. —
Танька, избавь меня от этого придурка, пока он все мои деньги по ветру не
пустил. Ведь все равно ничего путного не построит…
— А ты сама займись… подскажи. Он тебе муж и рассуждает
правильно: чего женатому человеку в трех комнатах тесниться? Детки пойдут…
— Заткнись, дура, — снова рявкнула я и даже
замахнулась.
Танька хохотнула и сказала:
— С жиру бесишься. Лом — мужик золотой, если с ним
по-умному…
— Он почти что идиот.
— А тебе кто нужен? Был у тебя умный, Димой звали.
То-то ты через две недели с тоски пухнуть начала…
— До чего ж ты подлая баба, — покачала я
головой. — Не хочешь помогать, не надо, сама справлюсь.
Танька испугалась.
— Ладка, ты дурака-то не валяй. Лом хоть и недоумок,
но, если заподозрит, что ты ему опять вкручиваешь, третий раз не простит. И
рада будешь все назад вернуть, да не выйдет. Слышишь?
— Слышу, — недовольно ответила я.
— То-то. Уж сказала, что любишь, вот и люби.
— Он у меня подавится любовью.
Танька развеселилась и заявила:
— Это вряд ли. Лом мужик крепкий…
— Иди-ка ты домой, — заявила я.
Подружка обиделась:
