— С самого опасного…
— Святов… — Подружка задумалась, прикусила губу. —
Лом Святова не отдаст, дружки, мать их… И тебя не послушает, хоть мясом кверху
вывернись.
— Значит, справимся без Лома…
— Вдвоем такое дело не потянем. Человек нужен,
надежный…
— Правильно, — согласилась я. — К примеру,
твой Вовка — завтра приведешь его ко мне, поговорим.
Назавтра Танька пришла с Вовкой. Лом был в конторе. Сели за
стол, выпили. Вовка закусил и опять к бутылке потянулся, Танька хлопнула его по
руке и сказала:
— Тебя не водку пить позвали. Сиди и слушай.
— А чего за дела? — удивился он, глядя попеременно
то на меня, то на подружку.
— Танька Империю хочет, — пожала я плечами. —
Не могу же я отказать близкому человеку в такой малости, будем строить.
— Чего? — не понял Вовка.
— Чего, чего… Город хотим под себя подмять, а ты
поможешь.
— Как это? — обалдел герой-любовник.
— Так это, — передразнила Танька. — Хотим
создать Империю, один подлюга нам мешает, а ты нас от него избавишь. —
Танька cкоренько посвятила возлюбленного в наши планы. Понял он чего или нет —
судить не берусь, но сидел как полный идиот.
— А мне-то чего делать? — растерялся он.
Танька разлила водку и сказала вкрадчиво:
— Ты уберешь Святова.
Вовка поперхнулся водкой, Танька поднялась и треснула его по
спине.
— Да вы че? — спросил он, как только смог
отдышаться. — Вы это серьезно?
— Конечно, — Танька даже обиделась. — Что
морду-то вытянул? Ты прикинь: дело верное, Лом Ладку слушает, что она ему ночью
напоет, то он днем и сделает. А тебя только терпит, Димку простить не может.
Что, всю жизнь в «шестерках» хочешь бегать? С нами человеком станешь… Ну?
Вовка покрутил головой.
— Да как же я его убью?
— У меня есть план, — сказала Танька.
— Какой, к черту, план! Сколько я проживу после этого?
Да со мной знаешь что сделают?
— Ну, родной… а голова на что? Мы тебя в обиду не
дадим. Требуется принципиальное согласие.
— Я подумаю, — неуверенно сказал Вовка, но тут
Танька проявила суровость:
— Думай сейчас. Прости, дорогуша, но мы сказали слишком
много. Теперь ты либо с нами, либо… жить тебе и вправду недолго.
Вовка посмотрел на меня, а я кивнула…
— Что за план, дура? — накинулся он на Таньку.
— Хороший план. Простой, как все гениальное. Святов
каждую ночь в казино торчит, пьет как лошадь, а под утро в машину и полетел… С
глазами, водкой залитыми, да еще на скорости, многого не увидишь. Вот ты и
подождешь его в переулке на «камазике». Машину водить умеешь… Там неподалеку
автоколонна, добрыми людьми по ветру пущенная, ворота давно уже свистнули, а
сторож пьяненький спит, потому как зарплату пятый месяц не получает и ему
грустно. Там машину и позаимствуешь. И не дрейфь, я буду с тобой.
Вовка еще водки выпил, его руки дрожали.
— Да если Лом узнает… — начал он шепотом.
— Не узнает. Дуры мы, что ли, головами рисковать?
* * *
Через три дня Святов, в сильном подпитии возвращаясь из
казино, влетел в «КамАЗ». Хоронили в закрытом гробу, потому что из бывшей
красавицы «Ауди» его труп вырезали автогеном. Водителя «КамАЗа» на месте
происшествия не оказалось, и следствие, как водится, зашло в тупик.
Лом запечалился, горьких слез не лил, но видно было, что
переживает.
— Я этого подлюгу из-под земли достану, — бушевал
он на нашей кухне.
— Кого, Геночка? — вздохнула я. — Уж сколько
раз говорили: выпил, за руль не садись. А вам как об стенку горох. Святов три
машины разбил, и все по пьянке. Вот и доездился… Ты у меня теперь близко к
машине не подойдешь, если выпил, хоть двести грамм, хоть бутылку пива. Слышишь?
Раз поймаю, ключи отберу, будешь пешком ходить.
— Да откуда там этот «КамАЗ» взялся? — не унимался
Лом.
— Говорят, угнали из гаража.
— Неспроста это, Лада.
— Чепуха. Калымил кто-нибудь, на водку зарабатывал. Вот
и натворил дел… Генка, не смей больше пить. Мне страшные сны снятся. — В
этом месте я всплакнула, Лом принялся меня утешать и перестал беситься.
Похороны вышли пышные. Гроб дубовый с медными ручками,
цветов — целое море, как на коронации. Жена Святова, видевшая мужа при жизни
редко и без особой охоты, обливалась горючими слезами. Ее трогательно
поддерживал под локоть врач-гинеколог из первой городской больницы и по
совместительству утешитель. Тоже очень переживал.
Мы с Танькой облачились в черное, на церемонии вели себя
скромно, но поплакали. Святова по новой моде отпевали в церкви. Народу было —
не продохнешь. Певчие затянули «Со святыми упокой…», лица озарились тихим
восторгом, Танька схватила меня за руку и всхлипнула.
С кладбища поехали в ресторан, народу даже прибавилось. Все
вели себя чинно и заметно грустили, тяжкие мужские вздохи и обрывки фраз: «Кто
бы мог подумать… золотой был мужик», — с неизбежным прибавлением:
— «Царство ему небесное». И хоть царство небесное
Святову не светило, присутствие на похоронах священника настроило братву на
возвышенный лад: их потянуло к Богу, как мух на сладкое.
После того как новоиспеченная вдова, заметно повеселев,
отбыла с утешителем, опираясь на его руку, мужики повысили голос и заговорили о
насущном. Решено было поставить Святову памятник из мрамора в полный рост.
Мы с Танькой домой засобирались, оставив Лома вдоволь
поминать усопшего соратника.
Возвращались пешком, Танька держала меня под руку и все
вздыхала.
— Эк тебя разбирает, — съязвила я.
— Нет в тебе понятия, — обиделась подружка. —
Все-таки с попом похороны заметно душевнее. А пели так жалостливо, теперь
только так хоронить и будем…
— Кого? — удивилась я.
— Ну… — Танька малость замешкалась, — кто у нас
там на очереди?
