— Хорошо устроились, — сказал с улыбкой. —
Умеешь… за что ни возьмешься, все у тебя получается.
— Это ты о чем? — удивилась я.
— О многом. — Он сел в кресло и поинтересовался:
— Лом надолго отчалил?
— Позвони ему и спроси.
— А я тебя спрашиваю.
— Ты зачем приехал?
Лешка засмеялся, разглядывая меня с каким-то озорством.
— Выпить есть? — спросил он.
— Что? Да, есть, конечно. Что принести?
— А ты что будешь?
— Коньяк.
— Ну и я коньяк.
Я ушла на кухню, потом поднялась наверх. Шепнула Ирине:
— Позвони Генке, скажи, к нам какой-то мужик приехал,
пьяный. Лада, мол, очень испугалась.
— Что-то ты на испуганную не похожа, глаза так и
горят, — усомнилась подружка.
— Делай, что сказали, — хохотнула я, — а
испугаться мы еще успеем. Позвони и через полчасика спускайся вниз.
— Понятно. Всегда к вашим услугам, хоть и не совсем
улавливаю, в какую сторону ветер дует.
Я вернулась к Лешке. С какой стати он был так уверен в том,
что я его жду и горю нетерпением, оставалось загадкой. Конечно, Танька в паре с
Вовкой на многое способны, но все же нельзя быть таким дурнем.
Я села в кресле напротив. Он разлил коньяк и сказал:
— За нас, Ладушка.
Я кивнула и выпила. Через несколько минут Лешка стал
томиться, разговаривать со мной ему всегда было тяжело, а теперь я и вовсе рот
неохотно открывала, сидела, смотрела на него и улыбалась. Несколько раз он
порывался встать, но что-то его удерживало, скорее всего сомнения в собственных
силах. Хоть и слыл Лешка бабником, но дамы о его достоинствах отзывались с
прохладцей. Ударить в грязь лицом ему было боязно, а отступать не хотелось. В
общем, он здорово напоминал лису из известной басни. Как Танька выражается, и
хочется, и колется, и мамка не велит.
Когда он вроде бы собрался с силами и направился ко мне, на
лестнице появилась Ирина и весело сказала:
— Привет. А я и не знала, что у нас гости.
Лешка удивленно обернулся и заявил с легкой обидой:
— Я думал, ты одна…
— Я одна никуда не езжу. Муж не пускает, он ревнивый…
— Наслышаны, — кивнул Лешка и вроде бы
успокоился. — А подруга твоя рано спать ложится?
— Да я вообще ночами не сплю, — хохотнула Ирина,
наливая себе коньяка.
— Да? Спать надо, для здоровья, говорят,
полезно. — Перебиваясь такими шуточками, мы продолжали сидеть. Ирина
разглядывала гостя, Лешка пытался что-то понять, а я ожидала муженька.
Первыми все-таки появились Танька со Славиком. Вовка остался
в машине, опасаясь попадаться дружку на глаза раньше времени. Танька вошла, на
ходу сбросила шубу на руки своему спутнику и запела:
— Ба, целый дом гостей. Как отдохнула, радость моя?
— Отлично, — кивнула я.
— Пойдешь на лыжах с утра?
— Если хватит силы воли. Знаешь мой грех, люблю
поспать.
Славик, устроив в прихожей свои и Танькины вещи, прошел в
комнату, с Лешкой поздоровался за руку и выпил коньячка. Моисеев мало что
понимал, хмурился, потому что сценарий вечера неожиданно перекосило. Но ничего
не боялся. Дружеская вечеринка вместо любовного свидания слегка его раздражала,
но, в общем, все в норме. Вот тут и ввалился Лом. Смотреть на него было
страшно. Дверь грохнула, он шагнул вперед, ища меня глазами, увидел, что я сижу
цела и невредима в компании четырех человек, и немного растерялся, но тут же
заметил Лешку, зло вскинул голову и, забыв раздеться, пошел к столу. Следом
появился Костя, встал у двери, наблюдая оттуда за развитием событий. На лице
его блуждала улыбка — и выглядел он чрезвычайно довольным.
— Тебе чего здесь нужно? — рявкнул Лом, подскочив
к дружку. Лешка выпрямился и насмешливо ответил:
— Ехал мимо, заглянул…
— К моей жене, пока меня дома нет?
— Да брось ты… — усмехнулся Лешка, но уже стал
соображать, разозлился и все сделал невпопад и неверно. Выкатил глазищи и зло
заговорил:
— Да ты что, Лом?
Ломик набрал в грудь воздуха и сказал несколько слов,
нелитературно, но доходчиво. Из его выступления следовало, что Моисееву женщины
больше не понадобятся, в принципе и навсегда. Лом двинул ногой по столу, стол
взлетел в воздух, с грохотом приземлился обратно, а мы сообразили, что у
муженька начался припадок бешенства, который никто и не мечтал пережить. Лешка,
конечно, меньше всех, Лома он знал давно, а потому малость испугался и, видно с
перепугу, напакостил себе еще больше.
— Лом, да эта сучка сама ко мне липла…
Лом отпустил его рубашку, легонько толкнул дружка на диван и
с тихой лаской поинтересовался:
— Серьезно?
Неожиданное спокойствие Лома ввело Лешку в заблуждение.
— Ну…
— Она позвала тебя сюда?
Лешка под взглядом Лома заерзал, но соврать не решился.
— Нет.
— Ага. Значит, сам пожаловал.
— Лом, я…
— Ты не спеши, не спеши, сейчас расскажешь… Может, она
раньше когда приглашала?
— Нет, — повторил Лешка.
— Но что-то она тебе говорила?
— Нет, — зло вскинулся Моисеев, начав наконец
кое-что понимать.
— А как же липла-то, Леша? — пропел Лом.
Тот сглотнул, глядя на меня с лютой ненавистью, и ответил:
— Она смотрела… дурак поймет.
Генка засмеялся. Он стоял, скалил зубы и поглядывал на
дружка.
— Вот ты и дурак, Леша. Я Ладкины взгляды хорошо знаю.
Она может смотреть и прикидывать, какие себе туфли купить, и до мужика ей в тот
момент нет никакого дела, а он из штанов выпрыгивает. Мне это лучше других
известно, так что про мою жену мне не рассказывай… Ты зачем приехал-то, Леша?
— Она сама, она так смотрела…
— И ты поехал? Не сказал, мол, Генка, твоя жена ко мне
жмется, а ты мне друг и все такое, а сюда побежал?
