— На них далеко не уедешь… — кивнул Саид. — Гена
говорил? Я дачу выстроил. Место шикарное, озеро в трех шагах, лес. Грибы,
рыбалка. Приезжайте в гости, отдохнем по-семейному, Лариса рада будет.
— Спасибо, обязательно приедем. А можно и к нам, у нас
тоже неплохо… Как дочка, в школу пошла?
— Да, первоклашка. Способная девчонка, никаких хлопот.
— Растут дети…
Еще минут пятнадцать мы продолжали беседу в том же духе,
потом Саид взглянул на меня и сказал то, из-за чего, надо полагать, и затеял
весь этот разговор:
— Ты знаешь, Лада, я тебя всегда уважал, а Генка мне
друг, я за него в огонь и в воду… И ребятам всегда говорю: прошло то время,
когда кулаками махали да торопились карманы бабками набить, сейчас жизнь
другая. Мы уже давно не пацаны, у самих дети растут, о них надо думать.
— Конечно, ты прав, Саша, — согласилась я.
— Я хочу жить спокойно и погулять на свадьбе дочери.
— Нас пригласить не забудешь? — улыбнулась я.
— Само собой.
Мы еще немного поговорили, тут подошел Лом и спросил:
— Саид, ты останешься или домой?
— Домой, Гена, — скромно сказал тот. —
Лариска приболела, дочку из школы забрать надо.
— Тогда поехали.
— Хитер, — сказала Танька, когда мы были уже
дома. — Как думаешь, отступится или затаится, шельма?
— Если умный, то отступится, потому что ничего ему,
кроме пули, не светит. Святов был первый Ломов дружок, а теперь стоит жутким
монументом на кладбище. Саид не дурак…
— Может, даже слишком умный, — задумалась
Танька. — Ладно, мы за ним присмотрим. Если он по-хорошему, так и мы со
всей душой.
Когда Танька вместе с Костей отбыли восвояси, Лом немного
послонялся по квартире и вдруг остановился против меня.
— Ладка, — сказал он как-то нерешительно, —
Саид мой давний друг, и он о тебе дурного слова не сказал… я ему желаю здоровья
и долгих лет жизни.
— Так у него сегодня день рождения? — удивилась я.
— Почему? — растерялся Лом.
— Ну… ты ему здоровья желаешь и долголетия…
— Ладка, — грозно начал он, но притормозил,
помолчал и добавил:
— В общем, ты поняла…
Саид вел себя тихо, довольствуясь ролью давнего дружка и
третьего помощника. Я оказалась права: мужик он умный.
Дела шли на редкость удачно, как вдруг в начале весны гром
среди ясного неба: объявился Димка.
Возвращаясь из бассейна, я заехала в магазин, на улицу вышла
нагруженная пакетами и удивленно замерла: кто-то вертелся возле моей машины.
Подходя, уже знала: судьба мне приготовила подарок, и точно, парень повернулся,
а я ахнула: Димка.
— Здравствуй, Лада, — сказал он и не улыбнулся.
Облезлые джинсы, старая куртка, лицо бледное, глаза горят. Смотрел он на меня
сурово, с затаенной болью, точно за долгом явился, который не надеялся
получить.
— Дима, — пролепетала я, — ты… как же ты
решился?
— По тебе соскучился, — ответил он, криво
усмехнулся, оглянулся вокруг, точно место искал, где сесть, и спросил:
— Поговорим?
Говорить нам было не о чем. Я это знала, догадывался и он.
Но его неожиданное появление выбило меня из колеи, я растерялась, засуетилась с
ключами и сказала испуганно:
— Садись в машину… Нет, за руль.
Он сел, и мы отъехали в соседний дворик, подальше от
любопытных глаз.
Димка повернулся ко мне, сказал без улыбки:
— Вот и встретились…
— Да… — согласилась я, боясь поднять глаза.
— Как живешь? Рассказывай.
— Нормально. Ты как?
Он плечами пожал.
— Если сюда заявился, значит, не очень…
— Какие-то проблемы… деньги?
Он усмехнулся.
— На мой затрапезный вид не смотри, не нищенствую.
Жизнь кое-как наладилась… да тоска заела. Хотел я, Ладушка, на тебя взглянуть.
— Дима, тогда в гостинице… — торопливо начала я, но он
меня перебил:
— Я знаю… Вовка рассказал.
— Ты его видел? — Чем, интересно, Танька
занимается? Димка в городе, а Вовка до сих пор об этом не донес. — Давно
приехал?
— Вчера. Утром был у Вовки. Он мне все рассказал, про
то, как Лом тебя привез, как ты с разбитым лицом ходила, а потом в больнице
валялась…
Я сочла нужным заплакать, отвернулась к окну и прошептала:
— Дело старое…
— Только не для меня… Я этот год разными мыслями себя
изводил, все думал, как же ты могла… и все такое, а потом решил, поеду-ка я к
Ладушке, посмотрю ей в глазки… А как Вовка стал рассказывать, сволочью себя
почувствовал. Еще год назад должен был приехать, чтоб тебя от этой подлюги
избавить.
Лом, с моей теперешней точки зрения, подлюгой не был, и даже
совсем наоборот, а вот что там рассказал Вовка и как далеко зашел в своей
дружеской болтовне, беспокоило меня чрезвычайно.
— Дима, ты себя не казни. Не мог ты тогда приехать.
Себя бы сгубил и мне не помог. Лом пристрелил бы обоих. И сейчас зря приехал.
Вдруг узнает кто? Боюсь я, Дима…
Он взял мою руку, крепко сжал.
— Лада…
— Подожди, — попросила я, всхлипнула, достала
платок, слезы вытерла и сказала:
— Дима, я… я, наверное, плохой человек, то есть я,
наверное, должна была быть стойкой, держаться, не подпускать его к себе, с
балкона прыгнуть или отравиться… Но я трусливая и слабая, я испугалась… и
привыкла как-то… о тебе не думать и жить… прости меня, пожалуйста, прости…
— Лада… — Он обнял меня и стал торопливо целовать, а я
удивилась — в душе вспыхнуло отвращение и странная обида за Лома. Неужто Танька
права и я его в самом деле люблю? Я поспешила отодвинуться от Димки.
— Дима, — сказала отчаянно, кусая губы.
— Лада, любимая моя, уедем, — зашептал он, ухватив
меня за колени. — Уедем, слышишь? Квартира есть, работа есть, получаю
прилично. Не пропадем. Посмотри на меня, посмотри, Лада. Ты ведь меня любишь,
любишь?
