Вдруг зазвонил телефон, я подпрыгнула и вытаращила глаза,
сообразив, что на даче художника Петрушина, где ранее неизвестные
злоумышленники держали в заточении меня, а теперь прятался Димка, имелся
телефон и возлюбленный вполне мог им воспользоваться. Говорить с ним я была не
готова, с другой стороны, настойчивые переливы звонка могли разбудить Лома, и
если он узнает, что это Димка, то худший вариант и придумать трудно. В общем, я
бросилась к телефону и прошептала:
— Да… — Конечно, это был Димка.
— Лада…
— Я не могу говорить, — испугалась я. — Он
дома.
Повесила трубку, поскучала, а обернувшись, увидела муженька.
Он стоял в дверях и взирал на меня пока еще без подозрения, но уже недоуменно.
А я попыталась отгадать, слышал ли он последнюю фразу, произнесенную
трагическим шепотом.
— Кто звонил? — спросил муженек, и я по голосу
поняла: слышал.
— Какая-то женщина. Спросила тебя.
Лом удивленно поднял брови.
— Вроде бы ты сказала «он дома».
— И вовсе нет. Я сказала «его нет дома». Кто это тебе
звонит по ночам? — Я попробовала придать себе грозный вид, но сама
чувствовала, что не выходит. Недоумение Лома сменилось подозрительностью.
— Может, я не слишком умный, но уж точно не
глухой, — заявил муженек и направился ко мне. Я поежилась и попыталась
решить, в какой из углов комнаты лучше смотреть, чтоб не встретиться с ним
взглядом. Лом подошел, сгреб меня за плечи и легонько встряхнул:
— Кто звонил?
— Я ведь уже сказала, — мяукнула я и поспешно
добавила:
— Что тебе взбрело в голову? На свете полно
сумасшедших, которые любят звонить по ночам и портить людям жизнь.
Лом постоял, посверлил меня взглядом, а я прижалась к его
груди и жалобно вздохнула. Постояв так некоторое время, мы вернулись в спальню.
Однако, несмотря на мои старания, успокаиваться он никак не
желал. В самый неподходящий момент вдруг спросил:
— Почему ты встала и ушла из спальни? Ждала звонка?
— Да ты с ума сошел? — возмутилась я не столько
его провидческому дару, сколько нежеланию попадать под мои чары. Я
насторожилась, ожидая, что вслед за этим последуют угрозы с красочным описанием
моей участи. Ничего подобного. Муженек молчал, потом, привычно обняв меня,
уставился в потолок. Я решила притвориться спящей. Он притворяться не стал,
пялил глаза в темноту. Потом осторожно освободил плечо от моей божественной
головки и, приподнявшись, с минуту меня разглядывал. Я надеялась, что ресницы
дрожат не слишком заметно и в темноте он это не углядит. Вдоволь налюбовавшись,
Лом ненадолго затих. Однако уснуть он не мог. Начал ворочаться, пару раз
отчетливо вздохнул, потом поднялся и побрел на кухню. С интервалом в несколько
минут я прокралась следом. Муженек стоял возле открытого балкона и курил, а,
между прочим, два месяца назад бросил курить и держался стойко… Ночь была
морозная, кухню быстро выстудило, а я разозлилась: разве можно стоять раздетым
у открытого балкона, ведь простудится… Проявлять заботу о муже я сочла в тот
момент неразумным и на цыпочках вернулась в спальню.
Лом пришел через полчаса, холодный, как ледышка, и, кажется,
несчастный. Заглянул в мое лицо, помаялся немного и лег на спину, закинув руки
за голову.
Утром никуда не спешил, точно у него был выходной от всех
дел. Я прикидывала и так и эдак, стоит ли задавать вопросы. С одной стороны,
спросить о делах вполне естественно, вчера утром я так бы и сделала, но в свете
последних событий мой вопрос может быть расценен как желание поскорее
избавиться от муженька. Я измучилась, извелась и окончательно поняла, что иметь
секреты от любимого себе дороже.
Ко всему прочему пугал телефон. Он мог зазвонить в любую
минуту. Что мне тогда делать? Несколько раз я готова была все рассказать, но
характер мужа мне был хорошо известен, Димка для Лома точно красная тряпка для
быка, и, что последует за моим признанием, догадаться нетрудно. А Димке я зла
не желала. Мне просто очень хотелось, чтобы он вдруг оказался за тридевять
земель и не имел возможности оттуда вернуться.
Отказавшись от мысли о чистосердечном признании, я стала
обхаживать мужа, чувствуя, что слегка переигрываю и тем вызываю еще большие
подозрения. Разозлившись на себя, Лома, Димку и все человечество, я взялась за
дело всерьез, не забивая голову тем, как мои действия выглядят со стороны, и в
конце концов добилась отменного результата: Лом подобрел, помягчел и поклялся в
любви. После чего, с аппетитом проглотив обед, удалился туда, где и должен был
пребывать с самого утра. Я легла в ванну с горячей водой и на всякий случай
предупредила сама себя:
«Ни о чем я больше не желаю думать».
В половине пятого позвонила Танька.
— Его нет на даче, — заявила она, забыв
поздороваться.
— Что? — пытаясь оценить эту новость, спросила я.
— Что слышала. Он удрал. И где сейчас — неизвестно.
Вовке не звонил… — Танька помедлила и не без робости поинтересовалась:
— А тебе?
— Нет. Где он может быть? У матери? Пошли Вовку…
— Вовка здесь, со мной. Матери уже звонили, там он не
появлялся. Она считает, что он уехал. Так он, по крайней мере, ей обещал.
Дружков беспокоить не рискуем: ежели они не в курсе, что он приехал, так зачем
им об этом сообщать?
— Мудро, — согласилась я, подумала и попробовала
утешить Таньку:
— Он объявится… Вряд ли уедет, не попрощавшись со мной.
— Это уж точно, — вздохнула Танька. — На
всякий случай стоит проверить гостиницу…
— И он вполне мог вернуться на дачу, — подсказала
я. — Скучно стало, и он пошел прогуляться…
Не знаю, что успокоило подружку больше: мои доводы или мое
пребывание в родной квартире.
Не прошло и часа после Танькиного звонка, как позвонил
Димка.
— Лада…
— Дима, — ахнула я. — Я так испугалась.
Танька сказала, что ты исчез с дачи…
— Прятаться там не буду, подвал ваш хуже тюрьмы. Я в
гостинице, 420-й номер. Жду тебя. — В голосе звучал легкий намек на
шантаж. — Ты приедешь? — спросил он.
— Сейчас не получится, — попробовала поюлить я.
Неудачно.
— Я тебя жду, Лада. Надеюсь, ты не забудешь прихватить
с собой паспорт.
Я перезвонила Таньке.
