— Покажи мне дом, — попросила я, демонстрируя
некоторую неловкость.
— Особенно смотреть нечего, — сказал он. —
Дом как дом. Здесь рыбалка хорошая. Вот и наведываюсь.
— Рыбалка? — удивилась я. — Вот уж не знала,
что ты рыбак.
— Точно. А ты моя золотая рыбка. Сколько у тебя
времени? — поинтересовался Ленчик.
— Лом придет в семь, значит, в шесть мне надо быть
дома.
— Тогда не стоит тратить время на ерунду, — сказал
он и взял меня за руку. Я всегда уважала деловых людей. Тянуть и разводить
волокиту в самом деле не стоило.
Не знаю, чего ожидал от меня Ленчик, но под напором моего
бурного темперамента малость подрастерял свою обычную самоуверенность. Что у
него были за подружки, мне неведомо, но в любви он был искусен, как сапожник в
кондитерском деле. Тут я некстати вспомнила одну его подружку и мысленно
фыркнула. В общем, как говорит в таких случаях Танька, мужиком он был на слабую
троечку. Из кожи вон я лезла совершенно напрасно, и малой толики моих усилий
хватило бы с избытком. Короче, слезу по случаю своей ранней кончины он из меня
вряд ли выжмет.
Ленчик уже некоторое время жалобно поскуливал, уткнувшись
носом в подушку рядом с моим ухом. Тут и вошел Вовка. Я испугалась, что
скрипнула дверь, и тоже застонала, даже взвизгнула. Вовка вытянул руку, а меня
полоснула нелепая мысль: «А ну как он и меня уложит?»
Ленчик так ничего и не услышал. Вовка нажал на курок, а я
дернулась и грязно выругалась:
— Твою мать… Да убери ты его с меня.
Я сползла на ковер, стараясь не смотреть на то, что осталось
на подушке. Вовка выкатил глаза, открыл рот и на меня уставился с видом
деревенского дурачка в Эрмитаже.
— Чего вытаращился? — рявкнула я. — Тащи
канистру. Сожги все, здесь полно моих отпечатков.
С большим опозданием я сообразила, что в доме нет ничего
похожего на душ. Баня в огороде: пожалуйста. В общем, Вовке здорово досталось.
Вымылась я кое-как, он меня поливал из ведра, быстро оделась и пошла к машине.
Вовка, загрузившись двумя канистрами, вернулся в дом. Выскочил, открыл ворота,
а когда я стремительно выехала со двора, опять закрыл.
Танька сидела на пенечке и, не стесняясь, грызла ногти.
Завидев машину, вскочила:
— Ну?
— Спели.
Я занялась своим внешним видом, а Танька номерами. Хотя дом
Ленчика и стоял на отшибе, кто-то из особо любопытных мог заметить машину,
потому номера поменяли.
Пока мы возились каждый со своим делом, появился Вовка.
Бежал он через лес, сильно запыхался и вообще выглядел неважно. Тер лицо руками
и вроде бы трясся.
— Эк тебя разбирает, — разозлилась Танька, —
можно подумать, в первый раз.
— Да если кто узнает… — начал он.
— Не каркай. Ленчик — покойник, и забудь о нем. Все
сделал, как велели?
— Все.
— Хорошо полыхает?
— В самый раз.
— Соседи бы не бросились тушить, — нахмурилась я.
— Это вряд ли. Богатеев в народе не жалуют. Подождут,
пока основательно выгорит. Вот если б ветер в сторону деревни, но ветра вовсе
нет…
Мы устроились в машине и поехали на кладбище. У Таньки здесь
родители похоронены, и сегодня как раз была годовщина смерти ее матери. Так уж
совпало. Танька позвонила Косте.
— Ленчик помер, — сказала коротко. — Через
несколько часов об этом будут знать в городе. Ты все понял?
— Лом в курсе?
— О смерти конкурента еще не знает. Ты сообщишь:
сгорела дача Ленчика, там обугленный труп, Ленчик исчез, выходит, труп — он и
есть. Что в этом случае делать, Лом отлично знает. Все, кто опасен, у нас под
присмотром. Проследи, чтоб никто не ушел.
— Ясно. Я к Лому, будем в конторе… Вы где?
— На кладбище, у мамы годины, вот Ладуля меня и
сопровождает.
Костя вроде бы удивился, но на вопросы времени не было.
Мы с Танькой зашли в будку сторожа, подружка поздоровалась и
дала денег.
— Своих навещали? — заискивающе спросил слегка
подвыпивший дядька. Тяга к бутылке в таком месте была извинительной.
— Да, проведала, — вздохнула Танька, — с
подругой посидели, помянули…
— А я на днях прибирался… слежу за порядком то исть.
— Спасибо.
Мы простились и двинули к машине.
Какое ни на есть, а алиби. Точное время этот хмырь ни за что
не вспомнит…
Вовка ждал в машине и нервничал, телефон звонил непрерывно,
а спросить, кто нас домогается, он не решался. Домогался Лом.
— Ладуль, ты где?
— С кладбища едем.
— Ладуль, у меня здесь Костя, говорит, Ленчик помер…
— Что ж… Помер и помер… Ты ведь знаешь, что делать…
— Ага… езжай-ка ты домой, я кого-нибудь из ребят
пришлю, мало ли что… Самому заехать вряд ли получится.
— Никого присылать не надо. Народ не сразу опомнится… Я
тебя очень жду…
В одиннадцать вечера позвонил Астахов.
— Что происходит? — спросил он резко.
— Ничего особенного, — заверила я. — К утру
все будет тихо.
Разговаривать далее он не пожелал, чему я не огорчилась.
Лом вернулся под утро, усталый, но довольный. Вместе с ним
прибыли Костя и Саид. Победу отпраздновали скромно, по-семейному. Засиживаться
не стали: нервы требовали передышки, всем хотелось спать. Оставшись с мужем, я
крепко его обняла и расцеловала. Лом повел себя неожиданно: взял меня за плечи,
легонько встряхнул и сказал, заглядывая в глаза:
— Вот что, радость моя, я на многие твои выкрутасы
смотрю сквозь пальцы, но кое-что усвой сразу и на всю жизнь. Я своей женой не
торгую… — В этом месте я вытаращила глаза, а Ломик продолжил:
— Я выразился ясно?
— Гена, ты с ума сошел…
— Возможно. Ленчика пристрелили на даче, в упор, в
затылок. Кого он так близко подпустил? И что делал там без охраны?
— У него что, врагов мало? — попробовала
разозлиться я.
— Заткнись, — сказал Лом. — Вот что я думаю,
дорогая. На даче он был с бабой, в городе им светиться не хотелось, он и
потащился с ней в тихое место, да еще и без охраны, чтоб никто о бабе этой
проболтаться не мог.
