— Один из основных персонажей мультфильма «Аладдин».
Ладуль, как попугая звали? — обрадовался мне Лом.
Я тоже решила его обрадовать.
— Это она? — кивнула на дверь.
— Кто?
— Ты вроде бы глухим не был?
— А… она, и чего?
— Ничего, — грозно ответила я. — Дома
поговорим, — и выплыла из кабинета. Муженек потрусил следом, плавно обходя
меня на поворотах, доверчиво заглядывая в глаза и повторяя:
— Ладуль, ну чего опять, а?
Я села в машину, он плюхнулся рядом, и мы отправились домой
выяснять отношения. Я топала ногами, визжала, обзывала его бабником и в конце
концов пару раз съездила по физиономии комнатной тапкой, предварительно сняв ее
с ноги. Лом рассвирепел, схватил меня за руки и легонько подтолкнул к столу,
вынудив принять несколько неприличную позу. Это его необыкновенно развеселило и
направило мысли в совершенно другое русло. Гневаться в таком положении было
затруднительно, но я попыталась и пару раз смогла лягнуть воздух за своей
спиной. Громогласный мужнин хохот плавно перешел в мяукание, а мне ничего не
осталось, как с отчаянием заявить:
— Боже, как я тебя ненавижу.
Драка закончилась тем, чем обычно заканчивались все наши
ссоры.
Лом, взглянув на часы, заявил, что совершенно нет никакого
смысла возвращаться в офис для продолжения трудового подвига. Я вспомнила, как
звали попугая, а муженек порадовался, потому что слово как раз подходило по
буквам. Мы выпили по чашке кофе, я перебралась на колени к любимому и твердо
заявила, что пучеглазая мне не по душе. Лом принял покаянный вид и заверил, что
она с завтрашнего дня больше не работает, а я могу сама подыскать ей на смену
какую угодно каракатицу, он все примет с благодарностью, лишь бы она за
древностью лет могла передвигаться самостоятельно. Так как у меня была на
примете кандидатура: тетка одной из подруг, нуждающаяся в хорошем заработке, я
сразу же обрадовала мужа.
— Теперь все? — развеселился он.
— Не знаю, — честно созналась я и добавила с
сомнением:
— Может, мне пойти у тебя поработать?
— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Лом. —
Поработай прямо сейчас. — Он поднялся, подхватил меня под мышки и поволок
из кухни. Я немного повизжала и подрыгала ногами. В общем, муж был доволен,
благодушен и даже счастлив, оттого, взглянув через некоторое время на свое
отражение в зеркале, только присвистнул и сказал:
— Убил бы тебя, ей-богу… И куда я теперь с таким
фингалом?
— Никуда, — нахмурила я брови. — Посидишь
дома, пока в голове не прояснится. Скажи спасибо, что легко отделался, в
следующий раз глаза выцарапаю, будет тебя Рокки на поводке водить.
— За что хоть выцарапаешь? — вздохнул Лом. —
Ведь тыщу раз говорил тебе, глупой бабе, никто мне не нужен. Я тебя люблю, а
остальные хоть завтра умри все скопом… Черт-те что, жена поколотила. — Лом
покрутил буйной головушкой и хохотнул.
Я устыдилась и решила его утешить.
— А я рада, что у тебя синяк под глазом. Посидишь со
мной дома. Дверь запрем и никого не пустим.
В общем, своего я добилась, и на презентацию мы отправились
с Танькой. За пятнадцать минут до нашего отъезда Лом что-то заподозрил, стал
выспрашивать — кто будет, и чего это я так вырядилась, глаза у меня горят и я
что-то очень спешу, и если он чего узнает, то… Дослушивать мы не стали и,
прикрываясь, как щитом, заехавшим за нами Костей, бросились к машине. Муженек
вышел на крыльцо и рявкнул:
— Костя, смотри в оба…
Мы уже выслушивали четвертое выступление, стоя на широкой
лестнице нового здания Центра. Говорившие никуда не спешили и вроде бы
соревновались друг с другом протяженностью речей. А между тем погода не
баловала. Улыбки замерли на губах, точно приклеенные, а в целом вид у
собравшихся был кислый.
— Водочки бы грамм сто, — шепнула Танька. Я только
было собралась кивнуть, как увидела Лома, точнее, его машину. Он выехал из
переулка и теперь пытался где-нибудь приткнуться. Мне сделалось нехорошо,
волосы на затылке вроде бы встали дыбом, а в голове настойчиво забилась одна
мысль: не дать ему выйти из машины. Оратор закончил, раздались недружные
аплодисменты, а я шагнула вниз.
Впоследствии я вынуждена была признать, что глупая Ломова
ревность спасла мне жизнь. Я бросилась навстречу мужу, и в этот миг директор
одного из банков, который тоже имел свой интерес в Центре и стоял ступенькой
выше меня, получил в грудь пулю. Сначала заорала Танька, потом все остальные,
началось что-то вовсе невообразимое, но мне было не до этого. Расталкивая
граждан и одуревшую охрану, я рвалась к мужу. Каким-то чудом он вдруг оказался
рядом, подхватил меня на руки, а вокруг непробиваемой стеной выросла охрана.
Все невыносимо деятельные и бдительные. Если я была близка к обмороку, то
муженек выглядел еще хуже. Он намертво вцепился в меня, точно утопающий за
спасательный круг, и совершенно белыми губами повторял, должно быть, в сотый
раз:
— Господи…
— Уходим, уходим, — орала Танька и тянула Лома за
руку. В конце концов мы смогли-таки загрузиться в микроавтобус с охраной и покинуть
так и не открывшийся Центр. Все остальные граждане пытались сделать то же
самое. Краем глаза я заметила Астахова, он что-то кричал и даже размахивал
руками.
Землистая бледность еще не сползла с физиономии мужа, но к
слову «Господи» он смог прибавить еще несколько и с легким подвыванием
пробормотал:
— Он мог попасть в тебя…
— Кой черт ты приехал? — прорычала я. Нервное
напряжение чуть спало, но соображала я еще плохо. — Испугал до смерти…
Тут влезла Танька:
— Если б он не подъехал, лежать бы тебе сейчас на
ступеньках.
Лом замер, вытаращив глаза, пошлепал белыми губами и жалобно
сказал:
— Так ведь стреляли в этого… забыл его фамилию…
— Кому он нужен? — изумилась Танька. —
Стреляли в Ладку, и если бы ты не подъехал, и она к тебе неожиданно не
кинулась… в общем, мне надо что-то выпить…
— Зачем в Ладку стрелять? — пугаясь все больше и
больше, спросил Лом.
— Затем… Ох, Генка, есть у тебя враг, до твоего горла
дотянуться не может, так решил напакостить и подойти с другого бока…
