— А не вчерашний, — пробормотала я. Том вопросительно посмотрел на меня.
Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я машинально открыла его, даже не взглянув на экран.
— Лора! — Это был Люк. — Мне очень нужно поговорить с тобой, Лора, объяснить все лично — ты понимаешь, я не лгал тебе, потому что я не сказал, что она собиралась ехать…
Я захлопнула телефон. Через мгновение он снова зазвонил, но я проигнорировала. Он затрезвонил в третий раз, и я сперва подумала, а потом набрала код блокировки номера.
— У тебя все в порядке? — спросил Том.
Я знала, что он с интересом смотрит на меня.
— Да, — тихо сказала я. — Все в порядке.
Мы оттащили ящики, потом Том стал откручивать ветхие полки и кидать их в контейнер, а после этого принялись снимать со стен фотографии и постеры. К тому времени как мы закончили, было уже восемь вечера. Спина болела, а колени вспотели.
— Ну… вроде все? — спросила я, оглядываясь вокруг. День почти угас.
— Да, только осталось еще кое-что, — ответил Том. — Но ты не обязана оставаться.
— Нет, я останусь — что там?
— Эрни сказал, что надо намочить стены, чтобы за ночь они просохли. Говорит, краска тогда будет смотреться лучше. Наверное, это займет около часа, но я сказал, ты не обязана оставаться — ты и так уже столько всего сделала, и я очень благодарен тебе за то, что ты пришла и помогла мне. Куда ты, Лора?
— Налить воды.
Мы взяли по большой губке — мне так понравилось погружать ее в теплую воду, а затем стирать пыль, энергично водя рукой, словно махая кому-то вдалеке. У меня разболелись плечи, но я не обращала внимания. Работа совершенно удовлетворяла и прекрасно отвлекала меня. А это как раз то, что мне было нужно.
— С вами «Радио-4». Пришло время для программы «Сарафанное радио» с Майклом Роузеном.
Том отыскал свой старый приемник, и мы за работой слушали дискуссию о том, что слово «актриса» живет и здравствует, а слова «авторесса» и «священнослужительница» уже давно отжили свое. Потом автор провел интересный обзор иностранных слов, осевших в английском языке — «zeitgeist», «fiasco», «karma», «bonsai».
— Самые лучшие — французские, — сказал Том. — Esprit de corps, crème de la crème, joie de vivre
[67]
. A это просто прелесть: embarrass de richesses
[68]
…
— Cause célébré, crime passionel…
[69]
— протянула я. — Только французы могут романтизировать убийство.
— Femme fatale
[70]
, — сказал Том. — И конечно, coup de foudre…
[71]
— задумчиво произнес он.
— М… Coup de foudre — быть ослепленным любовью.
Стало темно, и к тому времени, когда мы добрались до верхнего этажа, уже была ночь, и пришлось работать при свете электрических ламп.
— Ну вот, почти все, — сказал Том, когда мы заканчивали работу в переговорной. Я чувствовала, как у меня по спине течет струйка пота. — Эй! — вдруг воскликнул он.
Мы погрузились во тьму.
Я услышала, как Том вздохнул, подошел к выключателю и стал дергать его вверх-вниз.
— Наверное, лампочка перегорела, — пробормотал он. — В кухне есть запасная. Сейчас принесу.
— Это не лампочка, — сказала я, выглянув в открытую дверь. — Внизу свет тоже не горит.
— Значит, предохранитель, — отозвался он. — Придется починить. Электрощит в приемной.
— Не оставляй меня одну, Том. — Я почувствовала приближение паники. — Я не люблю темноту.
— Тогда пойдем со мной. Только осторожно.
Когда мы робко ступили на лестничную площадку, шаря в темноте в поисках перил, то заметили, что свет не горит во всем здании.
Я выглянула в окно.
— Нигде вокруг не видно света.
Весь Мьюз был во мраке, а желтый свет уличных фонарей угас. Слышались звуки открывающихся дверей — люди выходили узнать, что случилось; некоторые просто распахивали окна. Вдали раздавались завывания полицейских сирен, гудели машины.
— Наверное, что-то произошло в районе, — предположила я.
— Нет, — сказал Том. — Прекратилась подача энергии. Не работают светофоры. — Я вспомнила, как не так давно электричество отключилось в студии.
Я вытянула руки вперед.
— Где ты? — проговорила я с бешено бьющимся сердцем. — Я тебя не вижу. Я вообще ничего не вижу. — Тут я заметила флуоресцирующие кнопки на часах Тома, которые направлялись ко мне, а затем почувствовала его левую руку на своем запястье. Послышался щелчок зажигалки, и комната заполнилась ореолом света. Теперь мы видели друг друга; огонек зажигалки искажал черты, а тени плясали на голых стенах.
— Мы прерываем программу для экстренных новостей, — сказали по радио. — Обширные участки Лондона и в особенности его юго-восточная часть остались без электричества. Причина неизвестна, однако представитель энергокомпании «Транско» заявил, что терроризм исключен…
— Наверное, через несколько минут восстановят, — предположил Том, поднимая зажигалку повыше. В окне мы видели отражение пламени, его отблеск на наших лицах, словно сошедших с картин Рембрандта. — Давай посидим и подождем. — Мы вернулись в переговорную, где сели в большие коричневые кресла, которые оказались слишком тяжелыми для переноски.
— Рекомендуется не выходить из дома до полного восстановления подачи электроэнергии. Мы будем периодически выходить в эфир, а на «Радио-5» вы сможете быть в курсе всех событий. Пока же в эфире «Радио-4»…
Продолжая держать зажигалку, Том переключил ручку приемника.
— …рекомендуется не выходить из дома, избегать, по возможности, открытого огня, а если вы собирались отправиться куда-нибудь, лучше отложить свои планы до восстановления электричества. А к нам в студии «Радио-5» присоединился…
— Если хочешь, я провожу тебя домой, — предложил Том, пока какой-то эксперт по энергетике что-то говорил на заднем фоне. — Ночь облачная, так что снаружи очень темно…
— У нас нет фонарика?
— Нет. Но можно просто медленно идти. — Я подумала, что могу натолкнуться на фонарный столб и снова сломать нос, или свалиться с тротуара и повредить лодыжку, или попасться в руки вору; ведь такое могло произойти, правильно? Но хуже всего то, что я окажусь одна в темной квартире.
