Пайк, следовавший за мной по пятам из комнаты в комнату, прихрамывал на изувеченную ногу, он был хмур и подозрителен, но я старался не обращать на это внимания и сосредоточился на своих задачах. Это оказалось непросто, поскольку я не знал, что искать, какие свидетельства обмана — приспособления для создания театральной иллюзии, фальшивые стены и секретные панели, что-то в этом роде. Но разве можно поймать с поличным иллюзиониста, прежде чем увидишь его (ее) в действии? И все же я провел тщательный осмотр и мог с чистой совестью доложить Маклафлину, что, наслаждаясь гостеприимством Кроули, я не забывал и о деле.
Мы начали осмотр с чердака и постепенно добрались до подвала. На это малоприятное путешествие ушла вся первая половина дня. Когда мы закончили, волосы мои были все в паутине, но я, как и прежде, не представлял, что ищу. Чердак был завален экзотическим скарбом, напоминавшим о десятилетнем плавании Артура Кроули по Тихому океану — от Южных морей до Восточного побережья. Здесь были расписные ширмы, роскошные ковры и разнообразные творения мастеров — скульптуры из камня и батик, плетеные корзины и ткани всех возможных расцветок. Странно, что этим сокровищам не нашлось места на нижних этажах, они наверняка украсили бы унылую обстановку. Удушливой атмосфере англиканской чопорности, царившей в этом доме, так не хватало свежего дыхания, занесенного с языческих островов.
Осмотрев чердак, мы с Пайком спустились этажом ниже. Здесь располагались комнаты, в которых жил он и вдовствующая миссис Грайс: спальни, гостиная, ванная и кухонька. Всюду царила образцовая чистота, даже при ярком солнечном свете, заливавшем комнаты, невозможно было обнаружить никаких следов пыли. Как часто случается в старинных домах, именно комнаты слуг оказались самыми солнечными, к тому же из них открывался великолепный вид — бесконечная tableau vivant,
[15]
состоящая из крыш и печных труб, голубей и синего неба. Но под подозрительным взглядом Пайка мне было неловко слишком пристально разглядывать его жилище. Я ограничился беглым осмотром и заявил, что готов перейти к следующему этажу.
На третьем и втором этажах находились жилые комнаты хозяев. Я потратил добрых четверть часа на осмотр комнаты в конце третьего этажа, где Мина Кроули обычно проводила свои сеансы. Кроме стола и стульев, в ней не было никакой другой мебели, полы были не застелены, а окна без занавесок выходили на тихую улочку и смотрели на кирпичную стену соседнего дома. Если бы не скудное освещение, эта уютная комната вполне могла служить молодым родителям детской. Это наблюдение заставило меня задуматься: отчего у Кроули нет детей? Возможно, решил я, Артур Кроули счел себя слишком старым для отцовства. Но разве это причина, чтобы лишить жену радости материнства? Или виной всему какие-то медицинские проблемы; не в первый раз судьба шутит с людьми свои злые шутки, сводя вместе гинеколога и бесплодную жену.
Второй этаж подсказал третью причину: оказалось, что супруги спят в раздельных спальнях. Хотя вряд ли это обстоятельство могло служить объяснением их бездетности, так что я не придал ему особого значения. Я был не столь наивен, чтобы поверить, будто узенький коридор способен служить препятствием для мужчины, желающего наведаться к своей жене. Господи, да будь я женат на Мине Кроули, мне бы и целый континент не был помехой! А что если мне случится застать их на пути друг к другу: ведь гостевая комната выходит в этот же коридор? Тут я вспомнил странные звуки, которые померещились мне прошлой ночью, — как знать, может, это тоже довод в мою пользу. Экскурсия по второму этажу закончилась в туалетной комнате Мины. Святая святых хозяйки была выложена итальянской плиткой и хранила по паре флаконов всевозможных сортов ночного крема, пудру, щеточку для бровей, пинцет, губную помаду и тушь для ресниц. Я заметил флакон с персидскими маслами, а рядом странную баночку с этикеткой «Отбеливающий крем Золотой Павлин»; надпись на баночке обещала, что данное средство способно за три дня сделать кожу на четыре тона светлее. Мне стало не по себе, словно я вторгся в чужую жизнь. Я поспешил поставить крем на полочку и осторожно покинул комнату.
Внизу я попросил Пайка показать мне единственную комнату, в которой я еще не бывал, — медицинский кабинет Кроули. За небольшой приемной располагалось ничем не примечательное помещение для осмотра пациентов. Моему взору предстали гинекологическое кресло для осмотра и проведения простейших процедур, стеклянный шкаф, содержавший устрашающего вида инструменты (расширители и тому подобное), широкий стол орехового дерева — алтарь, с которого Кроули, словно священнослужитель, возвещал пациентам результаты осмотра. Если бы не отдельные уступки современным антисептическим требованиям — умывальник, емкость с иодидом ртути, лоток с использованными инструментами, ожидавшими отправки на местную станцию стерилизации, — помещение ничем бы не отличалось от врачебных кабинетов пятидесятых годов прошлого века. Я бы ничуть не удивился, узнав, что Кроули все еще хранит в каком-нибудь потайном закрытом ящике электрический вибратор и использует его в терапевтических целях как испытанное средство для успокоения «истеричных» пациенток.
Я завершил мой осмотр посещением подвала. Но среди ящиков с углем, паровых котлов, садового инвентаря, дамских и мужских велосипедов я… так ничего и не обнаружил. Даже бутылки контрабандного джина. А посему я поднялся наверх, довольный тем, что, судя по всему, дом не скрывал никаких секретов: ни потайных дверей, ни тайных ходов. Какие бы скелеты ни прятали Мина и Артур Кроули в своем шкафу, к моему приезду их явно позаботились извлечь и переправить в другое место.
Я подробно доложил обо всем Маклафлину, позвонив ему из аптеки на углу, чтобы наш разговор случайно не услышали. Профессор как раз собирался на прием к очередному специалисту и мог уделить мне всего несколько минут. Мы обсудили предстоящий сеанс, он согласился со мной, что к сегодняшнему эксперименту невозможно подготовить систему контроля, поскольку пока не ясно, что именно Мина Кроули собирается нам показать. Маклафлин дал мне два совета, как предотвратить нежелательное вмешательство сообщников: во-первых, мне следовало потребовать, чтобы слугам дали выходной на этот вечер, а во-вторых, настоять на том, чтобы все двери в доме были опечатаны восковыми печатями с отпечатком моего большого пальца. Я согласился на обе эти профилактические меры и пообещал позвонить снова рано утром.
Я повесил трубку и вдруг почувствовал тяжесть в груди. Аптекарь, заметив, что мне нехорошо, решил, что это изжога, и предложил мне содовой воды со сливками и колотый лед. Но я попросил у него бромо-зельцер. Приверженец старых проверенных методов, он был явно разочарован, но все же порылся под цинковой стойкой и нашел то, что я просил. Я заплатил за телефонный разговор и за лекарство и поспешил вернуться назад, в двадцатый век.
Несмотря на бромо-зельцер, желудок мой целый день давал о себе знать, так что пришлось отказаться от чая, который приготовила для меня миссис Грайс. Я стал опасаться, что не смогу отдать должное изысканному ужину, который она готовила в честь прибытия членов экспертного комитета «Сайентифик американ». Но больше всего меня пугало то, что я окажусь не в состоянии присутствовать на сеансе. Позже я догадался, что боли мои были вызваны чрезмерным волнением, отягченным изрядной долей вины. Я говорю «вины», поскольку, сам того не желая, сразу проникся симпатией к Артуру и Мине Кроули. Эти добрые люди открыли мне двери своего дома и одарили доверием, мне же предстояло сделать все возможное, чтобы уличить их в обмане. Я лежал одетый на кровати, постанывал и не понимал, что мои страдания вызваны психосоматическими причинами. Наоборот — я был убежден, что отравился.
