— Что-то смутно припоминаю. Напомните мне.
— С помощью «бритвы Оккама» мы отсекаем все объяснения, кроме самого простого, считая, что самое простое и есть самое верное.
— Боюсь, я не вполне понял.
— Попробуйте применить «бритву Оккама» к исследованию того феномена, который вы наблюдаете в присутствии Мины Кроули, — посоветовал Маклафлин, — и спросите себя, можете ли вы повторить его. Если окажется, что и вы способны воспроизвести его, используя простейшие инструменты иллюзиониста, значит, именно так действовали в данном случае медиум и его подручные.
Я нахмурился. Мне не хотелось думать так о Мине. Но я не стал возражать, а, посмотрев на часы, сказал Маклафлину, что члены комитета уже ждут меня наверху. Мы договорились созвониться на следующий день. Я уже собирался повесить трубку, когда профессор в качестве прощального напутствия напомнил мне восточную пословицу:
— Не забывайте, Финч, что вы исследуете стрелу, а не лучника.
Оказавшись наверху перед номером Фокса, я постарался взять себя в руки и забыть о моем личном отношении к Мине Кроули. Я с жаром принялся убеждать моих коллег в том, в чем сам еще не был уверен, доказывая, что все увиденное нами прошлым вечером в доме Кроули было подстроено.
— Хватит! — рявкнул Фокс. — Я не позволю вам вот так за здорово живешь клеветать на людей столь высокой культуры и… и… утонченности.
— Я ни на кого не клевещу, — возразил я, — а лишь призываю нас всех посмотреть внимательнее на стрелу и забыть о лучнике.
— Стрела? — переспросил Фокс. — Лучник? — Он обернулся к Ричардсону и Флинну, которые, словно добросовестные судьи, делали вид, что заинтересованы доводами противоположной стороны, а на самом деле просто коротали время до очередного приема пищи. — Вы понимаете, о чем, черт подери, он лопочет?
— Он пытается вывести нашу хозяйку за скобки, — прокомментировал Ричардсон, не отрывая глаз от газеты, — чтобы ее прелести не повлияли на его суждения. И этим он отличается от вас, Малколм. Стоило вам услышать несколько странных звуков, и вы уже готовы поверить, что эта дамочка — новоявленный дельфийский оракул.
— Да он просто повторяет все за Маклафлином! — буркнул Флинн, вытряхивая сигарету из мятой пачки «Рамзеса». — И у него это здорово получается. Втемяшил себе что-то в голову и ни тпру ни ну, прямо второй старик!
Кровь прихлынула к моему лицу.
— Вы бы не посмели так говорить, будь Маклафлин сейчас здесь!
— Возможно, вы и правы, — сказал Флинн, чиркая спичкой. — Профессор нам бы и рта раскрыть не позволил.
Я внимательно посмотрел на него.
— Полноте, у вас такие скользкие фразочки, что в любую щель пролезут.
Мне хотелось взбесить его, но Флинн лишь рассмеялся.
— Ха! Один ноль в пользу Джо Колледжа.
[22]
Я был готов кинуться на него и наверняка получил бы хорошую трепку, но тут раздался стук в дверь. Фокс ответил. Коридорный вкатил тележку с завтраком. В последующие десять минут обо мне и думать забыли. Я стоял в сторонке, пылая негодованием, и жалел, что нельзя подсыпать им в тарелки толченого стекла.
Немного погодя Флинн вспомнил обо мне и проговорил с набитым ртом:
— Ладно, борец за справедливость, ради пользы дела предположим, что у миссис Кроули был подручный внизу, который и производил все эти звуки. Соседский мальчишка или Зубная фея
[23]
— кто угодно.
Флинн отставил тарелку с завтраком и откинулся на кровать, скрестив ноги у щиколоток. Он сунул в угол рта сигарету и, указывая незажженной спичкой в мою сторону, продолжал:
— Но как вы объясните то, что происходило внутри комнаты, заметьте — в закрытой комнате?
Я открыл рот, чтобы ответить, но остановился. Я покосился на Ричардсона, ища поддержки, но он лишь пожал плечами, дескать: сам заварил кашу, сам и выкручивайся. Краем глаза я видел, как ухмыляется Фокс.
— Ну же, я жду, — напомнил Флинн, чиркая спичкой о край тумбочки. Возбужденный после выпитого кофе, он нервно потряхивал ногой в старом черном носке, давно нуждавшемся в починке. Я никак не мог отвести глаз от дыры на большом пальце, и вдруг меня осенило.
— Я сейчас вернусь.
— Финч, куда, черт возьми, вы собрались?
Но я не стал тратить время на объяснения, а выскочил из комнаты и спустился на скоростном лифте в главный танцевальный зал отеля — там я надеялся найти свидетеля, который более вразумительно, чем я, смог бы объяснить мое предположение.
Пятнадцать минут спустя я вернулся назад в сопровождении приветливого невысокого господина в коричневом твидовом костюме.
Я ввел его в номер Фокса и объявил моим коллегам:
— Позвольте представить вам доктора Делмара Мансона из Цинцинати, Огайо.
— Доброе утро, джентльмены, — произнес доктор Мансон, церемонно кивая. Потом, не тратя зря лишних слов, он подошел к ближайшему свободному стулу, сел и принялся расшнуровывать свои полуботинки.
— Что происходит, Финч? — спросил Фокс.
— Доктор Мансон педикюршик, — сообщил я и предложил Фоксу, Флинну и Ричардсону присоединиться к нам с Мансоном, сесть вокруг стола и взяться за руки, как мы делали это накануне вечером. Когда все расселись, я дал нашему гостю знак начинать. — Как только вы будете готовы, доктор Мансон.
Одним ловким движением Мансон поднял босые ноги из-под стола. На глазах у изумленных Фокса, Флинна и Ричардсона он схватил пальцами левой ноги тост с тарелки, в то же время передвигая правой посуду на столе. И хотя руки его были заняты, он продемонстрировал всем, что это не мешает ему намазывать тост маслом, наливать сливки в кофе или перелистывать утренний выпуск «Инкуайрер».
— Как видите, — пояснил Мансон, — немного тренировки, и нижние конечности оказываются не менее проворными, чем руки.
Мне показалось, что я услышал в его словах отголосок застарелой обиды. Решительным жестом левой ноги Мансон протянул Фоксу намазанный тост, тот не посмел отказаться и откусил кусочек. Флинн удивленно покачал головой и пробормотал:
— Черт меня подери!
А Ричардсон, отвесив кивок в мою сторону, заметил с ухмылкой:
— Quod erat demonstrandum,
[24]
Финч.
Доктор Мансон снова натянул ботинки, пожал всем руки и откланялся. Я закрыл за ним дверь и обернулся к моим коллегам.
