— Вы обратились не по адресу, — пробормотал я, схватил свой стакан со стойки и поспешил за Флинном.
Когда мы расселись за столом, Ричардсон поставил четыре стакана и налил каждому порцию некоей жидкости из бутылки, этикетка на которой уверяла, что там было виски «Джонни Уолкер». Хотя цвет был странный и пахло это зелье как чистый спирт, бармен уверял, что напиток доставлен прямиком с частных складов мистера Хоффа, подразумевая Макса «Бу-Бу» Хоффа, знаменитого филадельфийского бутлегера.
— Друзья, я хочу сказать, что рад нашему знакомству, — сказал Флинн, поднимая бокал. — Последние дни были чертовски трудными, не каждая шея такое выдержит, можете мне поверить! — И он ткнул пальцем в пластырь на своей шее, который скрывал укус Уолтера.
Я вдруг понял, что эта троица и не собирается сегодня обсуждать будущий сеанс. Они просто радовались возможности повеселиться и списать расходы на счет «Сайентифик американ».
— За шею Флинна! — провозгласил Ричардсон, поднимая свой стакан.
— Обождите, — перебил его Фокс, — давайте произнесем настоящий тост.
— А зачем? Виски-то ненастоящий, — возразил Флинн.
— За наших потомков! — сказал Фокс. — Как-никак это все же историческое событие.
— Верно, — согласился Ричардсон, снизив голос до еле слышного шепота, — как бы не подслушали нас здесь биографы!
— Уж не та ли цыпочка за пианино? — подхватил Флинн.
— По мне она больше похожа на лингвистку.
— Вот как? — Флинн обернулся, чтобы лучше рассмотреть ту, о ком шла речь. — Интересно, сколько она запросит, чтобы поучить меня?
— Да я серьезно! — сказал Фокс.
— Ладно, — кивнул Флинн. — Так за что мы выпьем? Но предупреждаю, Фокс, если вы предложите за «Сайентифик американ», я двину вам в зубы.
Фокс нахмурился, тщетно пытаясь придумать подходящий тост. И тут его осенило, по лицу его, словно разбитый желток, расплылась улыбка. Он поднял стакан и провозгласил:
— За миссис Кроули!
Остальные одобрительно зашумели, поддерживая тост. Все подняли стаканы и чокнулись с Фоксом.
— За обольстительную Мину.
— И Уолтера!
Все посмотрели на меня: когда и я присоединюсь к тосту? Я поднял стакан и слегка ударил краем об их стаканы. Выпил. Дрожь пробежала по моему телу: денатурат начал свое путешествие по моему пищеводу и прошел его, не останавливаясь, до самого конца, где мой копчик и мошонка соседствовали, словно шары и молоточки в ящике для крокета. Пока Флинн заново наполнял стаканы, я сунул руку в карман пальто и нащупал маленькую книжицу в тряпичном переплете, которую носил с собой весь вечер, поджидая подходящего момента. Вот такой момент настал, но я вдруг почувствовал, что раздумал: пусть лежит себе никем не замеченная, а позже я верну ее туда, откуда взял, — в библиотеку Кроули. Меня всегда было легко уговорить выпить за компанию, по мере того как контрабандный спирт проникал в мои мозги, он постепенно растворял твердые частички обиды, образовавшиеся там за последние семьдесят два часа. Я начал смотреть на Флинна, Фокса и Ричардсона более благосклонно, а книга, лежавшая в моем кармане, стала казаться не столь уж важной находкой, способной только испортить вечер. Я вынул руку из кармана и присоединился к моим коллегам, снова поднимавшим стаканы. На этот раз у ликера оказался неприятный металлический привкус, и действовал он медленнее. Я закрыл глаза, и в памяти моей всплыл недавний поцелуй Мины.
Я достал книгу и выложил ее на стол.
— Зачем нам Библия короля Якова,
[31]
парень?
— Это не Библия.
Фокс нагнул голову и прочел надпись на корешке.
— «Виланд»?
— Это об одном мошеннике, — объяснил я. — О чревовещателе.
— Одолжите мне ее, старина, — попросил Ричардсон, — будет что почитать в поезде по дороге домой.
— Я нашел эту книгу в личной библиотеке Мины Кроули.
Рука Флинна, разливавшая спиртное, слегка дрогнула. Но он все же закончил наполнять наши стаканы, затем поднял свой, посмотрел мне в глаза и произнес новый тост:
— За начитанных женщин.
Он выпил все до дна и решительно поставил стакан на стол.
— А еще, — продолжал я, опасаясь, что если не скажу всего сейчас, то потом уже никогда не решусь, — не знаю, заметили ли вы, но во время прошлого сеанса Мина сумела выпутать ноги из веревок.
В зале повисла тишина. Даже пианола прекратила играть, подобные внезапные заминки люди имеют обыкновение приписывать ангелам.
— На что это вы намекаете, Финч? — тихо спросил Фокс.
— Я хочу только сказать, что нам еще рано праздновать победу, — проговорил я, стараясь, чтобы мои слова звучали убедительно. — Профессор посоветовал нам попросить Кроули в будущем не присутствовать на сеансах. Я же полагаю, что нам следует также попросить у Мины разрешения завязать ей рот.
Флинн метнул в мою сторону колючий взгляд.
— И что вы хотите этим доказать?
— Что Мина не говорит голосом Уолтера.
Я удивился. Насколько быстро они придумали свои доводы.
— А даже если и так, — сказал Фокс, — вы только докажете, что голос, который мы слышали, не исходил непосредственно от духа.
— Что ж, — вступил Ричардсон, вставая на сторону Фокса, — Уолтер окажется не первым духом, которому потребовался посредник, чтобы разговаривать с живыми людьми.
— Возможно, вы правы, — согласился я, — но он первый дух, который заговорил с «Сайентифик американ». А условия журнала ясно говорят, что «чисто слуховой феномен не может претендовать на награду».
Над столом воцарилось молчание. Но ненадолго.
— Если речь Уолтера не может быть засчитана Мине, — произнес Ричардсон, подтверждая свою славу ловкого адвоката, — тогда она бесспорно может быть использована против нее. В этом случае «Виланд» неизбежно становится уликой ее проступка.
— Я вовсе не хочу рассматривать это как преступление.
— Конечно, нет, — вмешался Флинн, — тебе хочется просто немного поиздеваться над бедной женщиной.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, что сначала ты ее связал по рукам и ногам, а теперь собираешься еще и рот заткнуть, — пробурчал Флинн в свой стакан, отчего согласные прозвучали немного смазано. — Я не психиатр, но мне кажется, что ты перегибаешь палку.
— Вы пьяны.
— Но не настолько, — прорычал Флинн, — чтобы не дать тебе пинка под зад, сукин ты сын…
Он так внезапно вскочил из-за стола, что опрокинул стул, и тот упал с грохотом. Я на всякий случай тоже поднялся, чтобы он не напал на меня сидящего. Все находившиеся в зале теперь глазели на нас. Я почувствовал струйку пота под рубашкой, я не знал, осмелится ли он меня ударить или нет.
