Деррик узнает правду не потому, что он так чертовски умен, а потому, что он чувствует собеседника, всегда до какой-то степени доверяет ему, серьезно относится к его неприятностям, – подумайте, как отличается от него Коломбо, который никогда никому не доверяет. Правда, Коломбо, как и Деррик, в конце переживает, что погубил виновного; но Коломбо переживает потому, что за время долгой борьбы, длинного ряда хитроумных уловок с обеих сторон, противник – так непохожий на него – стал ему чем-то симпатичен; Деррик страдает потому, что с самого начала любит виновного, числит его среди своих.
Подводя итоги, Калабрезе заключает, что Деррик – посредник между реальным и воображаемым, ибо приводит в норму ощущения, возникающие внутри повествования, и параллельно пробуждает в зрителях стремление к норме: «это – триумф посредственности, это некто, находящийся посреди других; посредственность теряет анонимность и приобретает ценность».
Теперь понятно, почему сериал пользуется успехом: он является квинтэссенцией любого телевизионного зрелища, включая и те, где выступают реальные персонажи, которых любят лишь тогда, когда их триумф – триумф еще большей посредственности, чем самый посредственный из зрителей.
1995
Краткие заметки о психологии городов
Я только что вернулся из Дрездена. Вот город, у которого есть все причины оплакивать свою судьбу. Великолепную столицу Саксонии, которую Гердер называл «северной Флоренцией», раскинувшуюся среди романтичнейших пейзажей, за три месяца до капитуляции Германии союзники подвергли самой варварской бомбардировке за всю войну. Город сровняли с землей, притом без всякой причины: было ясно, что очень скоро туда придут русские, да и вся страна была уже поставлена на колени. Об этом твердят и англо-американцы, не уставая выражать сожаление и сочувствие.
Но город, хоть и не забыл ничего, несет свой траур не хныча, не упиваясь ролью жертвы и даже не затаив обиды. Его жители считают само собой разумеющимся, что вся история вам известна, и с гордостью показывают восстановленные дворцы, башни, соборы, изумительную пинакотеку, и сообщают, что в 2006 году, к 800-летию города, все придет в надлежащий порядок: исчезнут ужасные здания, наспех воздвигнутые сразу после войны, и получат вторую жизнь фасады XVIII века, которые Беллотто
[105]
так точно запечатлел на своих картинах (Беллотто не был столь чувствителен к неуловимым атмосферным эффектам, как его дядя Каналетто
[106]
, но его полотна точны и достоверны – исторический центр Варшавы тоже был восстановлен благодаря его картинам).
В Дрездене никто вас не спрашивает, находите ли вы город красивым. Вам это говорят. Это наводит меня на мысль, что города, как правило, делятся на две категории: те, что уверены в себе, и те, что не уверены. Я назову лишь некоторые из уверенных в себе городов, заметив только, что среди городов неуверенных имеются и столицы.
Жителям городов, уверенных в себе, даже в голову не приходит спросить гостя, что он думает об их городе. Некоторые без стыда и совести торгуют своими мифами («Paris, la ville lumiere», «Cuanto sei bella, Roma», «New York, New York»
[107]
), но вовсе не просят вас усиленно кивать головой и соглашаться. Само собой разумеется, что вы потрясены, а если нет, тем хуже для вас. Есть и другие, например Лондон, Милан или Амстердам, где вам кладут в гостиничный номер проспект или брошюру со списком достопримечательностей, но не говорят много о себе и, во всяком случае, никак не интересуются вашим мнением. К особой категории относятся обитатели Буэнос-Айреса: до поздней ночи рассуждают они о своей аргентинской самобытности, но это такая национальная игра – у них и сомнения не возникает, что в «Buenos Aires querido»
[108]
вы влюбитесь с первого взгляда.
Если в Италии какой-то город не уверен в себе, он во всеуслышание называет себя «благороднейшим» и «старейшим». Очевидно, что при нашей многовековой истории почти все города имеют древние корни, кроме тех, которые построены несколько десятилетий назад, – но не уверенным в себе городам необходимо это подчеркнуть. И вообще (это верно для всего мира) признак неуверенности – вопрос, который сразу же задает вам встречающий: «Что вы думаете о нашем городе?»
Мне доводилось прибывать в аэропорты самых закомплексованных городов; случалось и так, что там на меня набрасывались журналисты, и первый вопрос был: «Вы у нас впервые? Что вы думаете о нашем городе?» А когда я замечал, что не могу ничего думать, поскольку еще не видел города, они настаивали: «Да, но чего вы ожидаете от него, какое представление о нем себе составили?» Они прекрасно знают, что если вы не провокатор, то ответите вежливо, скажете, что много слышали об этом городе, чарующем и (если вы сохранили какие-то крупицы честности) полном контрастов. Тут они на какое-то время уймутся, но потом снова примутся вас допрашивать, и так до самого отъезда.
В некоторых городах ваш данный из вежливости ответ начинают оспаривать. Вам наперебой сообщают, что контрасты непомерны, проблемы полны драматизма и все еще ждут своего решения. Не поддавайтесь на провокацию, не отвечайте, что, да, все так и есть. Они обидятся. Порой даже в городе, на первый взгляд благополучном и прославленном своей красотой, вам задают этот фатальный вопрос. И тогда вы понимаете, что, несмотря на пышность фасада, этот город не знает, что о себе думать.
Есть и такие города, которые обретают уверенность. Неаполь был знаменит уязвленной гордостью вкупе с торжествующим самобичеванием. Недавно один мой друг сказал таксисту, который вез его из аэропорта, что придется, видимо, задержаться в пути из-за пробок. И таксист ответил с гордостью (отнюдь не уязвленной), что пробок никаких нет. Мой друг заметил, что впервые в жизни он встретил таксиста (во всем мире), который хвалил городскую администрацию.
А иногда город, когда-то крайне уверенный в себе, вдруг начинает испытывать некоторую неловкость. Будьте внимательны. Если у вас спросят, что вы думаете об этом городе, отвечайте с восторгом, но оглядитесь кругом, чтобы обнаружить причину беспокойства.
1996
Нужно ли фотографировать знаменитостей?
Фотограф, специализирующийся на портретах писателей, философов, журналистов, – самая массовая категория фотографов. Любой сочинитель, даже если он пишет кулинарные книги, еженедельно получает письма от людей, извещающих, что им пришла в голову оригинальная мысль: выпустить фотоальбом «Писатели современности». Некогда, чтобы приобрести портрет работы Леонардо или Веласкеса, приходилось заплатить немало денег. Теперь все бесплатно – если только вы сами готовы потратить на это достаточно много времени.
