Считается, что причины лесбийской любви состоят в том, что женщины, как существа с более тонкой и нежной душевной организацией, не могут полностью удовлетворить свою потребность в любви с мужчинами, которых они считают грубыми и более примитивными. Кроме того, мужчины часто просто не способны понять желания женщины, они неправильно трактуют их слова и поступки, что вызывает недовольство женщин и их неудовлетворенность традиционными формами сексуальных отношений. Тогда они и обращаются к «однополой» любви, которая может (но вовсе не обязательно) дать им недополученные от мужчин нежность и понимание. Впрочем, лесбийская любовь, как и обычная, не лишена и своих темных спутников: измен, ревности, охлаждения и проч.
Чаще всего обе женщины, вступающие в гомосексуальные отношения, занимают равные позиции, без выделения активной («мужской») и пассивной («женской») роли. Более того, некоторые пары сознательно избегают неравенства отношений, предпочитая делать все «по-своему», так, чтобы это не было похоже на привычные гетеросексуальные отношения. Тем не менее встречаются пары, в которых половые роли определеы более четко. Во внешнем облике женщин – активных гомосексуалисток могут присутствовать мужеподобные черты, однако большинство из них имеют вполне нормальную феминную конституцию. С детства такие девушки обнаруживают скорее мальчишеские интересы: любят лазать по деревьям, играть в войну, футбол, хорошо дерутся, в то же время они редко играют в куклы, носят косички, бантики, проявляют интерес к мужской одежде. У большинства активных гомосексуалистов либидо пробуждается рано. В юношеском возрасте у них обнаруживается тенденция к крепкой дружбе, «на всю жизнь» с подростками одноименного пола, переходящая во влюбленность, – появляется смутное желание обнимать и целовать подругу, нередко они объясняются в любви, ухаживают, дарят подарки. В то же время увлечение подростками противоположного пола отмечается крайне редко.
Часто женщины-гомосексуалистки в прошлом имели отношения с мужчинами, были замужем, имели детей, но ни у одной из них брак не был счастливым. Именно из-за чувства одиночества, потребности в нежности, ласке многие из таких женщин начинали сексуальные отношения с близкими подругами. Большинство пассивных гомосексуалисток отмечают, что впервые в жизни испытали оргазм или более сильные переживания именно в сексуальных отношениях с женщинами.
Н. Гумилев, один из наиболее тонких и проницательных лириков «Cеребряного века» русской поэзии, в своем стихотворении «Жестокой» показывает контрастность «мужской» и «женской» любви. Любовь мужчины сравнивается с огнем, она требовательна, эгоистична. Один из символов любви между мужчиной и женщиной – птица Феникс, сжигающая себя и возрождающаяся из пепла, и действительно, в этих отношениях всегда присутствует дух соперничества, неосознанное стремление «подавить», «победить» партнера, один из влюбленных всегда сильнее, другой – слабее. Слабее тот, кто больше любит. Две женщины в своей любви – это, прежде всего, сестры, подруги, здесь нет «борьбы противоположностей» – нежные и страстные, сильные и слабые одновременно, они усиливают, обогащают женственность друг друга, их отношения полны красоты и неизъяснимой тайны.
Однако любовные связи между людьми одного пола во все времена вызывали горячие споры: от преклонения, полного принятия до негодования и отрицания их как недопустимого извращения человеческих взаимоотношений. Так, в романе французского просветителя Д. Дидро «Монахиня» (1796) описание лесбийской любви воспринимается как что-то «грязное» и недопустимое. Впечатление усиливается еще и тем, что события разворачиваются в женском монастыре, где должны царить целомудрие и покаяние. Вот в этой атмосфере подавления плоти и разворачивается «любовная трагедия»: настоятельница монастыря пытается склонить к интимной близости юную, даже в мыслях безгрешную послушницу Сюзанну. Приведем описание этой сцены:
«Однако она не уходила и продолжала на меня смотреть. Две слезы скатились из ее глаз.
– Матушка, – воскликнула я, – что с вами? Вы плачете? Как я жалею, что рассказала вам о моих горестях!..
В ту же минуту она закрыла двери, погасила свечу и бросилась ко мне. Она заключила меня в свои объятия, легла рядом со мной поверх одеяла, прижалась лицом к моему лицу и орошала его слезами. Она вздыхала и говорила жалобным и прерывающимся голосом:
– Дорогой друг, пожалейте меня!..
– Матушка, – спросила я, – что с вами? Вы нездоровы? Что нужно сделать?
– Меня трясет, – прошептала она, – я вся дрожу, смертельный холод пронизывает все мое тело.
– Хотите, я встану и уступлю вам свою постель?
– Нет, – сказала она, – вам не нужно вставать, приподнимите немного одеяло, я лягу с вами, согреюсь, и все пройдет.
– Матушка, но ведь это запрещено. Что скажут, если узнают об этом? Духовник несколько раз меня спрашивал, не предлагал ли мне кто-нибудь ночевать со мной, и строго запретил допускать это. Я рассказала ему о том, как вы ласкали меня, – я ведь ничего дурного в этом не вижу, – но он совсем другого мнения.
– Друг мой, – сказала она, – все спят, и никто не узнает. Я награждаю, и я наказываю, и, что бы ни говорил духовник, я не вижу дурного в том, что подруга пускает к себе подругу, которую охватило беспокойство. Я только минутку погреюсь и уйду. Дайте мне руку.
Я дала ей руку.
– Вот потрогайте – я дрожу, меня знобит. Я вся заледенела.
– Ах, матушка, да вы заболеете. Подождите, я отодвинусь на край кровати, а вы ляжете в тепло.
Я примостилась сбоку, приподняла одеяло, и она легла на мое место…
– Сюзанна, – прошептала она, – друг мой, придвиньтесь ко мне.
Она протянула руки. Я повернулась к ней спиной, она обняла меня и привлекла к себе; правую руку она подсунула снизу, левую положила на меня.
– Я вся закоченела, мне так холодно, что я не хочу прикоснуться к вам; боюсь, что вам это будет неприятно.
– Не бойтесь, матушка.
Она тотчас положила одну руку мне на грудь, а другой обвила мою талию. Ее ступни были под моими ступнями; я растирала их ногами, чтобы согреть, а матушка говорила мне:
– Ах, дружок мой, видите, как скоро согрелись мои ноги, потому что они тесно прижаты к вашим ногам.
– Но что же мешает вам, матушка, таким же образом согреться всей?
– Ничего, если вы не возражаете, – сказала она.
Я повернулась к ней лицом, она спустила с себя сорочку, а я расстегнула свою, но тут кто-то три раза громко постучал в дверь. Перепугавшись, я сразу соскочила с кровати в одну сторону, настоятельница – в другую. Мы прислушались. Кто-то возвращался на цыпочках в соседнюю келью…. Она сбросила свою шейную косынку и положила мою руку себе на грудь. Казалось, что она испытывает величайшее удовольствие. Настоятельница подставила мне для поцелуя лоб, щеки и руки, и я целовала ее. Не думаю, чтоб в этом было что-нибудь дурное. Между тем испытываемое ею наслаждение все возрастало; а я, желая так невинно доставить ей еще больше счастья, снова целовала ее щеки, глаза и губы. Рука, лежавшая раньше на моем колене, скользила по моей одежде, от самых ступней до пояса, сжимаясь то здесь, то там. Запинаясь, изменившимся голосом, настоятельница просила не прекращать мои ласки. Я подчинилась. И, наконец, настала минута, когда она – не знаю, от сильного ли удовольствия или от страдания, – побледнела, как мертвая, глаза ее закрылись, тело судорожно вытянулось, губы, сначала крепко сжатые, увлажнились, и на них выступила легкая пена. Потом рот полуоткрылся, и она испустила глубокий вздох».
