Отмахнувшись, девушка направилась к дому, осторожно ступая среди разбросанных на асфальте битых ракушек.
– Ты забыл? Я хозяйская дочь, – сказала Сесили. – Хочу – сплю, хочу – работаю.
Андреа Крейн прибыла на остров на пароме; пятнадцатилетний Джеймс был при ней. В половине одиннадцатого вечера они сошли на берег. Мак сам встал за стойку портье. Тайни он разрешил сегодня поспать, Джема отпустил домой пораньше. В вестибюле царила тишина. Устроившись на крыльце, Мак смотрел на огни прибывающего парома. Андреа стояла на верхней палубе и пыталась разглядеть смутные огоньки отеля на погруженном во тьму берегу.
«Я – там, где мы и распрощались». В прошлом году, вот так же, в июле, он стоял на берегу и провожал взглядом уплывающий паром. Тогда было утро. Мак отчаянно размахивал руками, хотя и знал, что она все равно его не увидит.
Но вот паром миновал маяк Брант-Пойнт, и над водной гладью разлился протяжный низкий гудок. Мак зашел в отель и устроился за стойкой портье. Двадцать минут спустя в дверях показалась Андреа в тренировочных брючках и темном, как морская синь, дождевике. Волосы зачесаны в гладкий хвостик, тяжелая сумка через плечо, в руках – по чемодану. Мак вскочил и бросился к ней с намерением подхватить ношу.
– Я сама, сама, – буркнула она. – Не помогай, у меня сейчас все в равновесии.
Андреа подошла к стойке и опустила чемоданы.
– Все, мы на месте. – Перевела дух, огляделась по сторонам. Лоскутные одеяла, плетеные кресла, живой камин и цветы в кадках. – Господи, как же здесь хорошо. Я бы все это купила. Как думаешь, Билл с Терезой уступят мне эту благодать по сходной цене?… Не отвечай, не надо, дай просто полюбоваться.
Они не виделись без малого год. За все это время Мак ни разу не слышал ее голоса, не вдыхал ее аромата. Она ничуть не изменилась, все та же, такая, как и в прошлый раз, когда он на прощание чмокнул ее в щечку.
– Ну все, – сказала она. – Я готова.
Мак поцеловал ее.
– А можно еще раз? – проронила она.
Мак поцеловал ее чуть менее сдержанно, хотя и не так, как ему хотелось бы. И если бы она не придерживалась столь жестких правил, он подхватил бы ее на руки, отнес в восемнадцатый номер и набросился бы на нее со всем пылом.
– Как доехали? И кстати, где Джеймс?
– Он в машине, раскачивается. Думаю, теперь понятно, как мы доехали. Если его выбивают из привычного уклада, он начинает паниковать. Купила ему книжку про самолеты, чтобы хоть чем-то занялся в пути. У нас новое увлечение: в шесть утра как штык встаем и едем в аэропорт любоваться взлетами.
– Я приготовил его комнату, даже покрывало застелил то самое. Там ему будет уютнее.
– Ты прелесть, – растаяла Андреа. – Только смотри, не расстраивайся.
Мак познакомился с Джеймсом, когда тому было пять лет. В то время мальчик жутко боялся садиться на унитаз. Закрывал руками уши и орал так, словно его лупят. Год за годом Мак надеялся, что аутизм вылечат и мальчик поправится. Ребенок производил гнетущее впечатление. С нарастающей тревогой Мак пошел за Андреа к ее автомобилю.
Джеймс сидел на пассажирском сиденье зеленого «Эксплорера» и, уронив голову на грудь, раскачивался вперед-назад. Андреа открыла дверь, но мальчик не отреагировал. Эта монотонность позволяла ему отречься от остального мира, сохранять внутреннее равновесие.
– Джеймс, вылезай из машины, – обратилась к нему мать, выждала пару секунд и повторила просьбу: – Вылезай.
Джеймс перестал раскачиваться и выбрался из авто, скупостью движений напоминая автомат. Симпатичный, с золотисто-медовыми волосами, как у матери, с ее же серо-зелеными глазами. Он вытянулся, над губой проклюнулся подростковый пушок.
– Скажи: «Привет, Мак», – попросила Андреа.
– Привет, Мак, – проговорил Джеймс.
– Привет, Джеймс. Я рад, что вы благополучно добрались. – Мак перевел взгляд на Андреа. – Еще есть сумки?
– Я все принесу, – ответила она. – Ты отведи его в комнату.
– Пойдем, – сказал Мак. Он взял мальчика за руку, но тот ее отнял. Открыл дверцу, и Маку уже показалось, что паренек сейчас заберется внутрь и опять станет раскачиваться, но тот лишь достал из салона книгу.
– «Все о воздухоплавании». Триста двадцать пять страниц, иллюстрации, плотная ламинированная бумага. Копирайт 1990. Дополнительный тираж 1992, 1994, – протараторил мальчик. – Собственность Джеймса Кристофера Крейна.
Зажав книгу под мышкой, он последовал за Маком по дощатому настилу к семнадцатому номеру.
Мак зашел внутрь, Джеймс – за ним.
– Вот твоя комната.
Мальчик сел на кровать и погладил покрывало.
– Одеяло Джеймса, – сказал он.
– Да, это твое одеяло, – подтвердил Мак. – Им больше никто не пользуется, только ты.
Зеленое покрывало в мелкий рубчик, какими в отеле застилали кровати лет десять назад. Теперь им на смену пришли лоскутные одеяла ручной работы, но одно Мак приберег на случай приезда Джеймса.
Андреа открыла дверь, которая вела из номера восемнадцать в номер Джеймса.
– Мамина комната здесь. Ты помнишь, Джеймс?
Тот включил телевизор.
– Будь добр, разложи свои вещи в комоде, – сказала мать. – Мы пробудем здесь три недели.
– Двадцать один день, – подсчитал Джеймс.
– Верно. Двадцать один день, как всегда. Давай я покажу тебе, где туалет. – Андреа включила свет. – Вот, смотри. Мак убрал сиденье. Здесь больше нет сиденья, ты понял, милый?
Джеймс уставился в телевизор.
– Нет сиденья, – повторил он.
– Так и есть, нет сиденья. Тебе не надо бояться. Ты много раз жил в этой комнате. Тебе здесь уютно?
Джеймс сидел, уставившись в телевизор.
– Джеймс, я спрашиваю, тебе уютно?
– Мы поедем утром в аэропорт? – поинтересовался Джеймс.
– Да, конечно. Мы поедем в аэропорт Нантакета.
– Понял.
– Хорошо. Мама пойдет распаковывать вещи, а потом ляжет спать. Постучись ко мне, если что-нибудь будет нужно.
Андреа поманила Мака в свою комнату.
– Спокойной ночи, Джеймс, – сказала она.
– Спокойной ночи, – ответил Джеймс. – Спокойной ночи.
Андреа прикрыла дверь и упала на кровать.
– Как я сегодня измоталась! С Джеймсом всегда тяжело, но в дороге!.. Выжата как лимон.
Она расстегнула ветровку. Под ней была красная футболка.
– Ты не заметил, он изменился?
– Так нечестно, – ответил Мак, опустившись в кожаное кресло. – Ты знаешь его лучше, чем я.
– Я провожу с ним все время, мне трудно уловить разницу. Ты заметил какие-нибудь изменения по сравнению с тем, что было? Впрочем, ладно, давай лучше завтра поговорим. Он сейчас сам не свой.
