На террасе четвертого номера сидела блондинка. Даже в непроглядной тьме Мак сразу понял, что это не Марибель. Черные разводы от потекшей туши. Он уже видел эту женщину, за завтраком.
– Миссис Фурше? – обратился Мак. Они из Квебека, вспомнил он, у ее мужа собственное представительство «Порше».
– Мой муж меня ненавидит, – проговорила она.
Из номера четвертого раздался голос:
– Ничего подобного, Мередит. Пожалуйста, зайди в номер.
– Мы заплатили деньги, Жан-Марк, чтобы любоваться океаном! – взвизгнула она.
– Уже темно, ты все равно ничего не увидишь, – вразумлял ее муж.
– Пожалуйста, ведите себя немного тише, – обратился к ним Мак. На сердце отлегло, когда он понял, что это не Марибель, и он, сам того не желая, улыбнулся.
Дверь четвертого номера распахнулась, и на террасу вышел мистер Фурше.
– Я плачу шесть сотен баксов за эту лачугу. Да я сюда духовой оркестр вызову, если захочу!
Усилием воли Мак стер с лица улыбку.
– Духовой оркестр? Хорошо, напомните мне с утра, я что-нибудь придумаю. Вам с тубой или без?
Мистер Фурше кинул на него странный взгляд, пожал плечами и тихо обратился к жене:
– Мередит, зайди, пожалуйста, внутрь.
– Никуда я не пойду! – закричала та. – И если ему хочется вызвать полицию, то пусть вызывает! Пусть меня бросят за решетку. Ха! Там служат настоящие мужики!
– Мередит, не ставь его в неловкое положение, – увещевал мистер Фурше. – Пожалуйста, будь добра, зайди в номер.
– Ни за что!
Отворилась дверь третьего номера, и на террасу вышла Жанет Кава, женщина в очках с толстыми стеклами. Она преподавала математику в Пенсильванском университете. Жанет приехала сюда с дамой своего сердца по имени Элеонора и недавно усыновленным младенцем.
– Мак, – обратилась к нему Жанет, – слава богу, вы пришли. Эти двое орут друг на друга уже с полчаса.
Миссис Фурше бросила на нее испепеляющий взгляд и процедила:
– Розовая.
– Что-что? – переспросила Жанет Кава и поправила пальцем очки на переносице. – Что ты сказала?
– Ваша малявка воет ночи напролет, – распалялась миссис Фурше. – Дитя любви.
– Вот именно, – ответила Жанет. – Мы с Элеонорой любим друг друга. Душой и телом, не меньше, чем вы со своим мужем-грубияном. Только мы не устраиваем скандалов посреди ночи.
– Меня сейчас стошнит, – констатировала миссис Фурше.
– Мередит! – обратился к ней муж.
– Дамы, дамы! – вклинился Мак.
– Мы не дамы, – поправила его Жанет Кава. – Мы женщины. Во всяком случае, мы с Элеонорой.
– Еще бы, – буркнула миссис Фурше. – Знакомые мне дамы предпочитают мужчин.
– Сейчас я потребую извинений, – прошипела Жанет. – И, смею уверить, совсем не по-дамски.
Миссис Фурше отерла глаза.
– Наверное, я ужасно выгляжу, – невинно произнесла она. Поднялась. – Ты прав, Жан-Марк, нам стоит вернуться в номер.
Жанет Кава проводила миссис Фурше гневным взглядом и с треском захлопнула дверь своего номера.
– Спокойной ночи, – проговорил Мак.
Он пробежался вдоль боковых номеров, кинул взгляд на окно Андреа. Свет в окнах не горел – наверное, она снова легла спать. Все жильцы уже погасили фонари на террасах, на остров опустилась ночная темень. Мак ощупью пробирался по дощатым мосткам. У дверей черного входа вдруг кто-то коснулся его плеча. Мак обернулся – Ванс.
– Как дела, старина? – спросил Мак. – Я поговорил с теми, из четвертого. Похоже, угомонились.
Лицо Ванса было напряжено, словно он только что поднимал тяжелую штангу.
– Ты что? – забеспокоился Мак.
– Поговорить надо, – ответил он, крепко вцепившись в плечо Мака.
– Хорошо, давай поговорим, – кивнул Мак. Ванс частенько вел себя странно. Порой на него находило, внутри копилось раздражение, и хотя бы один раз за лето он взрывался. Тогда Мак умасливал его выходным или небольшой денежной премией.
– Я хотел поговорить с тобой про восемнадцатый номер, – начал Ванс. – Я видел тебя. Только что. Ну ты и подставился.
От облегчения, которое Мак испытал, обнаружив на мостках плачущую миссис Фурше, не осталось и следа. Перед глазами все поплыло – четыре порции виски у Лейси наконец взяли свое.
– Ты не так понял. Хотя я догадываюсь, как это выглядело со стороны.
– Если я не так понял, тогда как это мне понимать?
– Мы с ней просто друзья. Очень давно знакомы.
– Я знаю Андреа не меньше твоего, только почему-то не заваливаюсь к ней на постель голышом. – Пальцы Ванса больно впились Маку в лопатку. – Ты держал ее за руку, и одежды на ней практически не было. Попробуй-ка объяснить.
Мак втянул носом воздух.
– Слушай, давай-ка ты просто забудешь об этом. У нас платонические отношения.
Ванс раздул ноздри.
– Какая же ты дрянь.
Он поднял руку. В ней был пистолет.
Плечи Мака одеревенели, лишь под пальцами Ванса кожу нестерпимо жгло.
– Что ты делаешь? – пробормотал он.
Ванс упер ствол в грудь. Мак застыл на месте. Колени свело. Его лихорадило. С моря потянуло прохладой.
– Ты все расскажешь Марибель, – хрипло произнес Ванс. – Сам все расскажешь, иначе это сделаю я.
– Ты не представляешь, о чем говоришь, – увещевал Мак.
– Хватит! – оборвал Ванс. – Я видел то, что видел.
– Тебе показалось…
– Ты все расскажешь Марибель, – повторил Ванс. В тусклом свете ночи его кожа отливала багрянцем. – Идиот! У него есть Марибель – восхитительная, неподражаемая женщина, – а он крутит шашни на стороне!.. Непроходимый дебил.
Дуло пистолета больно упиралось в грудь. Мак представил, как пуля пронзит сердце. Оно разорвется на части, и больше не будет в нем Марибель и Андреа. Да, он идиот, и мысли у него идиотские.
– Ты не боишься, что я тебя уволю? – спросил Мак.
– Это я щас тебя уволю, – отрезал Ванс. – «Никаких шашней с постояльцами»! Ты нарушил собственные правила. Лицемер. Я всегда это знал…
– Но у тебя пистолет, – напомнил Мак.
– Еще бы. У меня пистолет, за мной и выбор: уволить или убить. Или уповать на то, что ты будешь паинькой, пойдешь к Марибель и расскажешь ей, что сегодня ночью валялся в постели с другой женщиной.
У Мака пересохло во рту.
– Ты что, угрожаешь? Мы же вместе работаем. Мы вместе – с самого начала, как только сюда попали. Мы ведь с тобой… ну не знаю, друзья. Разве нет?…
