Ванс разразился лающим смехом:
– Да я тебя ненавижу! Ты что, так и не понял? Это же бред какой-то! Какие-то полминуты! Ты сошел на берег чуть раньше – и на тебе! Принц на белом коне, и все от него без ума! Марибель без ума, восемнадцатый номер без ума, Билл и Тереза, постояльцы – все те, перед кем ты соловушкой заливаешься. А вот тут не повезло, старина. Ты сам меня подтолкнул, Питерсен, довел до точки. Я могу убить тебя и списать все на несчастный случай. Скажу, что нашел в номере пистолет и дурачился с ним, как вдруг – опа! – он взял и выстрелил. Ну, отправят меня в Уолпол на год или два. Что с того? Дело того стоит.
– Ты не в себе, – прошептал Мак.
– Ну, скажешь Марибель? Меня сейчас только одно интересует: скажешь ты ей или нет?
Мак кивнул:
– Да.
– Вот и ладненько. – Ванс отвел пистолет в сторону. Мак шумно выдохнул. – Он заряжен, в полной готовности. Смотри, если хоть одной живой душе проговоришься…
– Господи, Ванс…
– Смотри у меня, – повторил Ванс, направив дуло в лицо Маку. – Про Марибель я не шучу. Если ты ей не скажешь про то, что у вас было с дамочкой из восемнадцатого, тогда я скажу. А именно: ты лежал на ее постели и лапал ее полуголую.
– Не лапал я ее!
– Не ври! – сказал Ванс, опустив ствол. – Я бы тебя застрелил, если бы знал, что мне это наверняка сойдет с рук.
– Почему ты меня так ненавидишь? – поинтересовался Мак. – Я сто раз уже извинился за то, что занял твое место. И цвет кожи тут ни при чем, сам прекрасно знаешь. Да и времени-то сколько прошло… Ванс, это было в другой жизни. – Мак пошарил за спиной в поисках дверной ручки. Хорошо бы сейчас оказаться в теплом холле, где горит свет и дежурит Тайни. Хотя как знать, может, она притаилась за углом, чтобы отделать его кочергой.
Ванс сплюнул под ноги Маку.
– Проваливай, – буркнул он.
К тому времени как Мак подъехал к дому, Марибель уже вымыла и убрала посуду. Сняла белые шорты и мягкий бежевый свитер и переоделась в привычную футболку с трикотажными шортами. Протерла лицо и шею очищающим лосьоном. Когда Мак подошел к входной двери в этот полуночный час – что было чересчур поздно даже для бесед с Лейси Гарднер, – Марибель убрала все следы пребывания в доме Джема Крендалла и недавних посиделок.
Вернее, «побалделок». Это словечко прилепилось к ней еще на том этапе, когда они обговаривали место и время. Свидание с Джемом. Небольшие тихие побалделки.
Джема она зазвала к себе вследствие двух причин. Во-первых, у Марибель не выходил из головы тот день, что она провела с ним на пляже. Что-то подсказывало ей: их встреча на парковке перед магазинчиком «Стоп энд шоп» была не случайной. Она, повинуясь порыву, потащила его на нудистский пляж в Миакомет. Зачем? Ведь можно было бы с тем же успехом заскочить в «Сиско». Марибель хотела ему показаться – чтобы только посмотрел, без касаний. И он посмотрел. Он так на нее посмотрел, что с тех пор она не могла забыть этот взгляд.
А во-вторых, в последние дни Мак включил свою манерную вежливость. То и дело интересовался ее самочувствием и настроением. В «Лангедоке» он замял тему, когда она подвела к вопросу о процентах с прибыли. Мак, похоже, не собирался говорить с Биллом о процентах. Равно как не планировал на ней жениться, и вся его доброта и любезность – лишь фасад, мягкий способ спустить все на тормозах. Потому что больше всего на свете Мак боялся перемен. Не дай бог что-нибудь произойдет, как в тот раз, когда шериф сказал ему о смерти родителей. Ни о каких процентах он и не помышлял, просто пока не желал в этом признаваться. Так и будет вечно говорить «спасибо» и «пожалуйста», «не знаю, я еще не решил, дорогая».
В результате Марибель позвонила Джему и пригласила его в гости.
– Загляни в воскресенье, – сказала она, запершись в тиши и безопасности скрытой стеллажами конторки в библиотеке. – Приглашаю к себе на ужин. Скажем, в семь тридцать?
– В воскресенье? – переспросил Джем с ноткой неуверенности. – В воскресенье вроде бы Мак заседает у Лейси?
– Так и есть, заседает, – подтвердила Марибель.
Полная тишина. Из-за двери доносился еле слышный гомон голосов читателей.
– Ты ставишь меня в неловкое положение, – сказал Джем. – Вынуждаешь врать начальству.
– Я приглашаю тебя на ужин, – пояснила Марибель, – Мака дома не будет. О том, что ты придешь, я ему не скажу, если только сам не попросишь. Да что тут такого? Ко мне часто заглядывают друзья.
– В том-то и дело, что я не просто загляну, – аргументировал Джем. – Ты позвонила заранее. И учитывая, каким местом ко мне повернулась фортуна, быть мне уволенным. Все равно ты ему проговоришься.
– Ну, похоже, ты не хочешь, – резюмировала Марибель. – Ладно, как-нибудь в другой раз.
– Нет, – возразил Джем. – Не стоит откладывать. Воскресенье подходит. Я приду.
У Марибель взмокли ладони.
– Итак, в воскресенье в половине восьмого жду тебя на побалделки. То есть посиделки. В половине восьмого. Ты знаешь, где я живу? – Непривычно было слышать из собственных уст «я» вместо «мы». – Фазановая улица, дом девяносто пять. Подвальный этаж, вход со двора.
– Я найду, – заверил Джем.
Ровно в пять воскресным вечером Мак забежал домой перед тем, как отправиться к Лейси. Как раз тогда Марибель собиралась честно ему во всем признаться. В квартире он пробыл час, и она ходила за ним по пятам, даже прилегла рядышком на кровать, когда он решил вздремнуть. Мак принадлежал к редкой породе людей, способных засыпать по желанию. Он словно отпускал нитку воздушного змея. Марибель каждый раз поражалась: неужели его не мучают назойливые мысли и мозг, как добрый друг, просто берет и отключается? Как видно, да. Марибель лежала рядом, не сводя с него глаз. Волосы песочного цвета, смуглое загорелое лицо, трещинки на губах. «Расскажу, когда проснется, – думала она. – Притворюсь доброй самаритянкой, что, мол, подкармливаю голодающее дитя. А если ему не понравится, позвоню Джему и все отменю».
Когда Мак мылся в душе, Марибель сидела на запотевшей крышке унитаза и думала: «Вот он выйдет – и сразу расскажу». Мак выключил воду, отдернул занавеску и принял полотенце из ее рук. Промокнул лицо, взъерошил мокрые волосы, обтер грудь, руки, мошонку, вылез из ванны и, ступив на банный коврик, обернул полотенце вокруг талии. Мака никогда не волновала собственная внешность, словно он знал, что одним фактом своего существования приводит Марибель в неописуемый восторг.
Перед уходом Мак раскупорил банку пива, отхлебнул и, поцеловав Марибель, бросил на прощание:
– Не жди, буду поздно.
Выскочил за дверь и устремился к джипу. Он, очевидно, не сомневался в Марибель ни на йоту. И на миг ее захлестнуло чувство вины, сменившееся подозрением, что все дело в банальном безразличии, ведь он даже не поинтересовался ее планами на вечер.
Как только рев мотора стих, Марибель позвонила матери. По воскресеньям та спала допоздна и, вдоволь накопавшись в огороде, усаживалась на крыльце со старинной подругой Ритой Рамоне, чтоб пропустить пару «буравчиков». Марибель догадывалась, что сейчас Рита развалилась в шезлонге поблизости и слышит все до последнего слова, но ее это не остановило.
