Вскоре опасения Билла подтвердились. Мак разговаривал в вестибюле с каким-то постояльцем, и Билл, проходя мимо, тронул его за локоть и сказал:
– Можно тебя на секундочку?
Вернувшись в кабинет, Билл сел за письменный стол и уставился в окно. В целом мире не найти отеля лучше: водная гладь, белые паруса, разноцветные яркие зонтики на песке… Красотища!
Мак тихо постучал и толкнул дверь.
– Наверное, вы уже слышали?
– Да, но почему-то не от тебя.
Мак сунул руки в карманы шорт цвета хаки.
– Я многому научился у вас с Терезой и очень это ценю. Я всегда стремился брать с вас пример.
– Похоже на последнее «прости»… – произнес Билл. – Ты хочешь со мной попрощаться?
– А кто-то сказал, что я уезжаю?
– Об этом не обязательно говорить.
Мак посмотрел в окно, и Билл проследил за его взглядом. Ему так хотелось, чтобы Мак еще раз увидел, сколь прекрасно это место, и понял, что нигде больше ничего подобного он не встретит.
– Я остаюсь до осени, – сказал Мак. – Я не смог бы бросить вас в разгар сезона.
– А в следующем году…
– А в следующем уже нет. Вот и все.
– Не представляю тебя на ферме, – проговорил Билл. – Хотя, должен признать, конечно, понимаю, почему ты решил вернуться. В конце концов, надо беречь наследие семьи.
У Мака от удивления вытянулось лицо.
– Ой, нет. – Он засмеялся. – Вы не так поняли. Я уезжаю, но не в Айову.
– Разве? – удивился Билл.
– Меня пригласил Ховард Коматис, – сказал Мак. – Поеду к нему. Работать на «Техасских рейнджеров».
– На бейсболистов?
– Ховард Коматис из первого номера – президент «Техасских рейнджеров». Вчера он предложил мне работу. Я хорошенько все обдумал, в том числе ваши слова про отель и про Сесили. На зиму меня будут отпускать, так что очень может быть мы с вами еще увидимся. Мы сможем заехать к вам в Аспен. Наконец, научите меня кататься на лыжах.
– Ховард Коматис? – переспросил Билл. – Волосатый громила, от которого столько шума?
– Он самый.
– И ты хочешь на него работать? – поразился Билл. Эта было как гром среди ясного неба. Одно дело, если Мак уезжает, чтобы заняться собственной фермой, и совсем другое, когда его уводит из-под носа гость. Постояльцы пытались переманить Мака из года в год, однако тот всем отвечал отказом. – А что ты будешь делать?
– Заказывать гостиницы и рестораны, организовывать поездки. Переправлять игроков с точки на точку.
– И сколько он тебе пообещал? – не унимался Билл.
– Порядком, – ответил Мак. – Мы о конкретных цифрах не говорили, но сумма приличная.
Билл кивнул. Наверное, надо немало выложить, чтобы Мак решился оставить Нантакет.
– Я что угодно сделаю, лишь бы ты остался, – сказал Билл. – Прямо сейчас повышу тебе зарплату.
Мак засунул ключи в карман.
– На такую сумму не сможете. К тому же вы ясно дали понять, что больше всего вас заботит судьба Сесили, и это совершенно нормально. – Он постучал костяшками пальцев по письменному столу. – Билл, это нормально.
Билл потер лоб.
– Если бы Сесили не грозилась уехать, если бы мы с Терезой не потеряли уже одно дитя, все могло бы обернуться иначе.
– Но обернулось так, ничего не изменить.
– Не представляю, как я тут без тебя управлюсь, – посетовал Билл.
– Ну, я ведь пока не уехал, – сказал Мак. – И ни к чему сейчас прощаться. Еще только июль. У нас впереди уйма времени.
Билл окинул взглядом пляж. Сесили, повинуясь долгу, начала очередной обход. На горизонте показался паром.
– Да, ты прав, – кивнул Билл. – Ни к чему спешить. – Он встал и протянул ему руку. Мак ответил на рукопожатие, и Билл его обнял. – Прими мои поздравления.
Четверка подружек невесты учинили в девятнадцатом номере сущий погром. Под ногами катались пустые банки диет-колы, кто-то втоптал в ковер картофельные чипсы. На плиточном полу ванной лежали скомканные, непросохшие трусы от купальников. Разодрано надвое покрывало, все зеркало изгваздано спреем для укладки, лужица кровавого лака для ногтей зловеще мерцает на трюмо. Подумать только – эти грязнули требовали выдать им дополнительные полотенца! Тереза уже подумывала, не спровадить ли этих нерях подобру-поздорову.
Элизабет с каталкой и пылесосом застыла в дверях:
– Фу, какая гадость!
– Не то слово, – буркнула Тереза. С латунной прикроватной лампы свешивались чьи-то колготки, в унитазе плавал разбухший тампон. – Сколько живу, такого безобразия еще не видела… Не прибирайся здесь. Я сама.
– Точно? – с недоверием поинтересовалась горничная и добавила с неодобрительным прищуром: – Не хило они тут побаловались диет-колой.
– Переходи в восемнадцатый, – распорядилась Тереза. – Пылесос только оставь.
Элизабет ушла, а Тереза яростно вытянула шнур пылесоса.
В дверях возник Мак.
– Ого! – присвистнул он. – Какой бардак. Дайте-ка, помогу.
И принялся собирать с пола тару, запихивая ее в пустой мешок.
– Оставь, не трогай, – пресекла Тереза. – Пусть живут в хлеву, если им так нравится.
– Да я помочь хотел, – оправдывался Мак. – Скажите, что делать.
Тереза, не мигая, посмотрела ему в глаза:
– Насчет процентов я не передумаю. Ты знаешь, Мак, я тебя очень люблю, но этого сделать не могу. У меня подросток на руках. Я о ней должна позаботиться. Вот когда будут свои дети, тогда поймешь.
– Знаете, а я к вам совсем по другому поводу.
Тереза включила пылесос и прочистила дорожку там, где пол не был завален – в обход помятых банок, раздавленных чипсов, разбросанных шмоток. Через минуту она вырубила пылесос и спросила:
– А что тогда?
– Я решил жениться.
Жениться. От этого известия Тереза даже глаза закрыла на мгновение. Когда же она их открыла, то увидела в заляпанном зеркале собственное отражение. Вид у нее был странный, словно кто-то попытался стереть ее с этого света.
– Решил жениться?
– Да, я сделал предложение, и Марибель согласилась.
– А я думала, вы в разладе… Насколько я помню, она выставила тебя из дома.
– Мы все уладили, – сказал Мак. – Я женюсь.
– Да ни за что не поверю, – пробормотала Тереза. Ей так хотелось женить его на Сесили, и вот мечта разбилась в прах. Тереза встала на кровать, отцепила от фена лифчик и швырнула на пол в кучу остального тряпья. Какая теперь разница? Что значит эта грязная комната по сравнению с крушением надежд?… Тереза отыскала блокнот. «В вашем номере прибралась хозяйка!» – гневно написала она и оставила на прикроватной тумбочке, мимоходом, правда, усомнившись, что ее послание заметят в таком бардаке. Мак сел на комод и принялся постукивать пальцами по верхнему ящику.
