– Максимилиан, она проснулась, – произнес доктор Кляйн, коснувшись его плеча. – Пойди, поговори с ней, пока она в сознании.
Макс кивнул и внутренне напрягся, смирившись с неизбежностью горькой утраты.
– Ильза, – тихо позвал доктор Кляйн и взял больную за руку.
Внезапно Макс сообразил, что врач наверняка безнадежно влюблен. У матери было огромное количество поклонников, ей постоянно делали предложения, которые она всегда отвергала, но почему она не вышла замуж, оставалось тайной.
– Макс, ты – самый важный мужчина в моей жизни, – говорила ему мать.
В детстве материнское обожание ему нравилось, в юности стало тяготить, и Максу хотелось перестать быть центром внимания. Он мечтал, чтобы в жизни матери появился мужчина. Однако же легкий флирт и романтические увлечения Ильзы никогда не перерастали в глубокое серьезное чувство, и Макс постепенно осознал, что мать намеренно отстранялась от привязанностей, храня верность сыну и своему отцу.
Решение поступить во французский университет далось Максу нелегко. Ильза, узнав об этом, сначала захандрила, но потом привыкла, смирилась с разлукой и несколько раз навещала сына в Страсбурге. Позже, когда ее здоровье пошатнулось, она настояла на том, чтобы сын продолжил обучение. Ее поддерживали Эмиль и Ангелика.
– Макс, это твоя жизнь, – убеждал его дедушка. – Мы не оставим Ильзу в беде, а ты пока учись.
Максимилиан регулярно приезжал домой на каникулы. Третий год обучения прошел под знаком ремиссии, когда Ильза чувствовала себя почти здоровой, но к концу четвертого курса недуг вернулся с новой силой. Мать больше не могла жить самостоятельно и переехала в Лозанну, к своим престарелым родителям. Макс понял, что Ильза не доживет до его окончания университета. Он не мог себе представить жизни без матери и, несмотря на все увещевания доктора Кляйна, болезненно переносил неизбежность утраты.
Горло сжималось от отчаяния и злости. Почему, ну почему это происходит с ним? С ней?! Чем они это заслужили?!
У Макса не было никого, кроме любимой и любящей матери. Близкими друзьями он не обзавелся, а дедушка с бабушкой по-своему скорбели о дочери. Никогда прежде он не задумывался о своем одиночестве, а теперь не мог отделаться от мысли: «Кто мой отец?». Макс смотрел на мать, медленно, в последний раз пробуждающуюся из наркотического забытья, и мучился навязчивым вопросом.
– Кто я? – еле слышно пробормотал он, смахивая невольные слезы с глаз.
Бабушка все время напоминала ему:
– Плакать – бесполезное занятие. Слезы – знак сожаления. Если тебе не о чем жалеть, то и рыдать не о чем.
– А как же слезы грусти? – спросил он однажды.
– Оставь их внутри. Никто не должен видеть твоих слез, это признак слабости.
Похоже, стойкостью Ангелика могла поспорить со своим мужем.
– В бабушке говорит немецкая кровь, – объяснила сыну Ильза. – Ангелика сильная, гордая, независимая, ее ничто не сломит. Неукротимая немецкая кровь течет и в тебе, Макс.
В тот миг Максимилиану показалось, что мать говорит не только о бабушке.
«Выдержу ли я? – хмуро подумал он. – Не сломит ли меня смерть матери? Хватит ли моей хваленой немецкой крови?»
Доктор Кляйн осторожно устроил больную на подушках.
– Макс приехал, – сказал он Ильзе. – Поговори с ним, пока боль отступила. Если что, зови меня, ладно?
– Спасибо, Арни, – прошептала она.
Доктор кивнул и вышел.
Макс с натянутой улыбкой приблизился к постели.
– Здравствуй, мама! – Он присел на краешек широкой кровати и поцеловал Ильзу во впалую щеку. Мать тонкими руками обхватила шею сына, дрожа, как птичка.
– Здравствуй, сын! – сказала она, окинув его оценивающим взглядом, полным любви и гордости. – Ты утром приехал?
– Да, доктор Кляйн меня встретил.
– Ах, он очень заботлив.
– Мама, он в тебя влюблен.
– Разумеется. Ты же знаешь, я красавица, пусть и лысая. – Она с улыбкой поправила завязанный тюрбаном роскошный эрмесовский шарф – рождественский подарок сына. Ильза Фогель всегда выглядела элегантно, даже при смерти. – Макс, ты все худеешь, – озабоченно заметила она.
– Ты тоже, – улыбнулся он.
Она шутливо шлепнула его по руке, словно бабочка задела крылом.
– Нет, я серьезно, – с мягким укором сказала Ильза.
– Мама, честное слово, я не голодаю. Это ты считаешь, что я так и остался пухлым младенцем.
– Гм, возможно. А что ты собираешься делать после окончания университета? Застрянешь в душной библиотеке, среди пыльных фолиантов?
– Нет, – улыбнулся он. – Я пока не знаю, чем заняться.
– По-твоему, ученая степень поможет тебе определиться в жизни?
– Не знаю, мама.
– Ох, Макс, не говори глупостей. Не знает он! У тебя целая жизнь впереди!
– У тебя тоже, – невольно вырвалось у Максимилиана.
– Да, – кивнула Ильза, не отрывая глаз от сына. – Но у меня нет выбора. Я смирилась со своей участью и горевать об этом не намерена.
– Ты очень похожа на Ангелику.
– Еще бы! Я – ее дочь. Понимаешь, Макс, в жизни всегда есть выбор. Сделай его и достойно проживи свою жизнь. Деньги у тебя есть?
– Мама, – вздохнул он. – Ты и так слишком щедра. Я вполне обеспечен, вовсе не бедный студент.
– Послушай, мне больше не на кого тратить свое состояние. Поэтому живи в свое удовольствие, сынок. Оказывается, жизнь не так уж и длинна.
Макс поморщился: сейчас он ненавидел это присловье.
– Мне не на что жаловаться, мама.
Ильза протянула дрожащую истощенную руку за стаканом воды на прикроватной тумбочке, с трудом сделала глоток через соломинку и вложила стакан в ладонь сына. Обессиленно откинувшись на подушки, Ильза кивнула на одежный шкаф в углу комнаты.
– Где-то там, в глубине, есть коробка из-под туфель. «Шарль Журден». Принеси ее сюда, пожалуйста, – попросила она, возбужденно сверкнув глазами.
Макс недоуменно пожал плечами, подошел к шкафу и отыскал нужную коробку.
– Вот эта? – уточнил он.
– Да, да, – улыбнулась мать.
Он осторожно опустил коробку на атласное покрывало.
– Что там, еще пара миллионов для любимого сына?
Ильза рассмеялась неожиданно звонким, счастливым смехом.
– Нет, мой мальчик, твое состояние в надежном банке, не беспокойся. Только женись с умом, не спеши.
Он с трудом сдержал рвущийся из груди всхлип, притворно закашлялся. К прощанию с матерью Макс готовился уже целый год, зная, что этот день стремительно приближался. Он завидовал тем, чьи родители погибли в катастрофе, ведь гораздо легче прощаться с хладным трупом, чем с улыбкой смотреть в глаза наступающей смерти.
