– К сожалению, поздняя осень – не самое удачное время для знакомства с этими занятиями.
– Зато вполне подходит для интервью, а фотосъемкой займемся ближе к лету, – возразил Люк.
– Ну что ж, в таком случае не буду больше вас задерживать. Увидимся в следующую среду, ровно в семь утра. Кстати, если не секрет, откуда вы узнали о нашем кафе?
Люк едва не заскрипел зубами: вопрос фон Шлейгеля снова застал его врасплох.
– Помнится, впервые я услышал о нем от милой английской пары в Гемпшире, когда писал репортаж об авиасалоне в Фарнборо. Они отдыхали во Франции, где-то в окрестностях Люберона… кажется, в городке под названием Лурмарен.
– Да-да, прелестное местечко!
– Так вот, ваше мороженое произвело на них огромное впечатление. – Люк приказал себе успокоиться и не увлекаться изобретением подробностей. Перед глазами всплыла нечеткая фотография из досье, собранного Максимилианом. – Особенно им понравилось, что вы подаете его в форме цветка.
– Вы мне льстите, – с напускным смущением промолвил фон Шлейгель, но в его тоне слышалось облегчение.
Люк понял, что выдержал проверку.
Глава 24
Дрожащей рукой Люк опустил телефонную трубку на рычаг, втайне радуясь, что не стал звонить из номера. В нем бушевала давняя, тщательно скрываемая ярость, сердце ожесточенно колотилось, в жилах бешено пульсировала кровь. Он чуть было не позвонил Максу, но передумал, не желая выслушивать предупреждения и рассудительные советы. Шелковый мешочек, некогда хранивший лавандовые семена, трепетал на груди. Бабушка всегда говорила, что лаванда оберегает Люка от невзгод… Что с ним станет теперь, когда семена проросли в плодородной почве Лонсестона?
Джейн спросила его, что он так бережно хранит у себя на груди, но Люк ей солгал, сохранив в тайне содержимое мешочка. Впрочем, неизвестно, пригодится ли оно вообще.
Люк едва успел подняться в номер, как в дверях показалась Дженни.
– Папочка! – радостно воскликнула она и подбежала к нему.
Он поцеловал ее в макушку.
– Ну как, весело время провели?
– Да. Пап, мы с Джульеттой будем переписываться, часто-часто, – защебетала она, и тут же вздохнула. – Знаешь, мне очень хочется жить во Франции.
– Ты же всего несколько дней в Париже, – улыбнулся он.
– Нет, честное слово, мне здесь очень нравится. В Тасмании все тихо и спокойно, а в Европе…
– Вот поэтому нам с мамой и понравилось в Тасмании.
– Ну, вы же старые… – протянула девочка. – А когда были молодые, жили в Париже и Лондоне.
Люк сосредоточенно наморщил лоб, сообразив, что дочь к чему-то клонит.
– Я вот что тебя хотела попросить, – заявила она без обиняков. – Может, ты отдашь меня в школу-интернат здесь, во Франции?
Люк опешил, не находя слов от изумления, и вспомнил, что в свое время Лизетта задавалась вопросом, как дети воспримут решение родителей уехать на край света, в тасманийскую глушь. Тогда он пренебрежительно отмел опасения жены и заметил:
– Ничего страшного, я тоже вырос в глуши, среди лавандовых полей.
– Ты жил во Франции, в непосредственной близости к европейской культуре, твои приемные родители регулярно возили тебя в Париж…
– А война лишила меня и семьи, и друзей, – напомнил он. – Нет, в Европе нам делать нечего.
– Послушай, нам с тобой нравится жить здесь, на ферме, но этот выбор сделали мы, а не дети. Что, если им захочется поближе познакомиться с цивилизованным миром?
Слова жены не выходили у Люка из головы, он боялся потерять любовь и привязанность дочери.
– Я так и знала, что ты будешь против, – расстроенно вздохнула Дженни.
– Я же еще ничего не сказал! – удивился Люк.
– У тебя все на лице написано.
– Это новая подруга тебя так настроила? – укоризненно спросил он.
– Ну, нам через несколько недель придется возвращаться в свое захолустье… – разочарованно начала она.
– Не смей так говорить! – оборвал ее Люк. – В феврале пойдешь в школу…
– Но я хочу учиться в европейской школе, а не в Тасмании.
– Солнышко, ты же ничего не видела, кроме роскошных гостиничных номеров, дорогих ресторанов и модных магазинов. Ты не знаешь ни Лондона, ни Парижа!
– Вот именно, – с готовностью кивнула она. – Мне хочется узнать о них побольше, а не сидеть в глуши на краю света. Пап, я люблю искусство, моду, магазины и музыку, необычную еду. Мне нравится самой придумывать наряды… Я пока не знаю точно, чего мне хочется, но уверена, что в Тасмании это невозможно. – Она одернула свою любимую юбку. – Пап, ну скажи, когда вот эта мода докатится до Лонсестона? Лет через десять?
Он ошеломленно посмотрел на дочь.
– Дженни, тебе еще рано задумываться о будущей профессии…
Девочка обиженно плюхнулась на кровать.
– Я хочу говорить по-французски, хочу жить в Европе. Здесь так много интересного!
Люк с усилием сдержался от резкого ответа, понимая, что сам виноват: Дженни всю жизнь прожила на ферме, в тихой деревушке, а он вихрем провез дочь по двум самым великолепным городам мира, и ей, конечно же, вскружило голову. Он присел на кровать, ласково приобнял девочку.
– Дженни, давай на время отложим этот разговор, – предложил он. – Обдумаем все, взвесим, а потом примем решение.
– Ты прямо как мама, – уныло вздохнула она.
– Мама была практичным человеком, – резонно напомнил Люк. – Кстати, хочешь поехать со мной в Мон-Муше?
– Зачем?
– Я надеюсь разыскать там старого знакомого.
– Какого знакомого?
– Моего хорошего друга. Он мне когда-то жизнь спас.
– Как? Расскажи, пап, ну пожалуйста!
– Я тебе по дороге расскажу, это долгая история.
Дженни радостно кивнула и, поразмыслив, заметила:
– Да, веселенькая будет поездка: два пожилых человека будут вспоминать боевое прошлое, а я буду внимательно слушать…
– Между прочим, ему тогда всего пять лет было, – расхохотался Люк. – Меня ранили, а он за мной ухаживал.
– Ой, значит, сейчас ему всего двадцать четыре? – проворно сообразила девочка.
– Да, – кивнул Люк. – Не такой уж и старик.
– Ага, они с Максом одного возраста. Кстати, а где Макс? Он сегодня обещал нам с Джейн Париж показать.
Люк запоздало вспомнил, что Дженни не знает об изменившихся планах Максимилиана. Девочка выслушала объяснения отца и расстроилась.
– Ничего, мы с ним еще увидимся, – попытался утешить ее Люк, хотя на самом деле не собирался больше встречаться с Максом.
