— Мам, ты что, издеваешься?
— Вовсе нет. Вы уже взрослые, научитесь считаться с другими. Иногда и убрать за собой не грех. Правила изменились, привыкайте.
Я говорила о переменах и сама себе не верила. Однако неожиданное странное поведение домработницы — неоспоримое доказательство того, что удача мне улыбнулась. Мои слова прозвучали веско и спокойно, хотя на самом деле я с трудом преодолевала смятение. Не только сыновей нужно было убедить, но еще и себя саму…
— Теперь все зависит от вас, — сказал мне Жан на прощание. — Будьте верны себе, остальное наладится само собой.
Наладилось. Как в сказке.
Спасибо неведомой Констанс!
— Дорогая, вот ты и дома!
Шарль вернулся. При детях он всегда лучезарно мне улыбался. У него в запасе была и другая ехидная улыбочка, которой он часто добивал меня, измучив издевательствами и придирками. Звучный чарующий голос мужа вразумлял:
— Полно, зайка, не злись! Ты же знаешь, я человек прямой. Строгий, но справедливый. Если и пожурил тебя, так для твоей же пользы, любя.
В политике и в частной жизни излюбленным оружием Шарля были слова и улыбки…
Я подошла к нему, поздоровалась.
— Боже правый, да ты у нас просто красавица! Выпрямилась, расправила крылышки, посвежела, порозовела. Давно бы так! Наконец-то моя милая женушка стала похожа на себя!
Шарль неисправим. Его ничуть не смущало, что месяц назад он унижал меня, оскорблял, бранил, считал тяжкой обузой, угрозой своей карьере. Вздумай я его упрекнуть, он ответил бы как ни в чем не бывало: «Родная, я сделал тогда все что мог, я заботился о благе нашей семьи, я все уладил, как видишь. Любой бы на моем месте рассердился, но что было, то прошло, теперь это не имеет значения». Поэтому я молча внимала потоку его красноречия.
«Ты моя болезнь, раковая опухоль, — думала я. — Твои метастазы проникли повсюду, отравили мое сознание. Год за годом ты высасывал у меня силы, хитрый, упорный, цепкий. Но случилось чудо, я преодолела коварный недуг. Отныне ты мне не страшен. По совету Жана я сняла навязанные тобою очки и увидела мир неискаженным. Вот он ты, не придуманный, настоящий: черствый, бессердечный политикан, одержимый тщеславием. Грязный пройдоха, который использует всех и вся, но любит только себя».
Я заблуждалась, врала себе. Как те женщины, что прощают мужьям побои, оправдывают их и надеются на лучшее.
Все эти годы я верила, что в глубине души ты меня любишь, что когда-нибудь изменишься. Я была неправа. И Жан неправ. Дело не в том, что ты не умеешь выражать свою любовь. Ее просто не было и нет. Я нужна тебе, потому что у депутата правых, ревностного католика, должна быть образцовая семья. Я нужна тебе, чтобы растить твоих сыновей. Я нужна тебе, я ведь точь-в-точь соответствую твоему представлению о жене политического деятеля. Я нужна тебе как лента ордена в петлице.
Вот только мне все это больше не нужно.
Чтобы торжественно отпраздновать мое возвращение, Шарль заранее заказал столик в лучшем ресторане, невероятно дорогом, роскошном, где каждому посетителю прислуживал отдельный официант, где свечи в серебряных канделябрах озаряли белоснежные льняные салфетки и редкостные блюда.
Весь вечер мы вчетвером непринужденно болтали, будто и не было вынужденной разлуки. Я старательно смеялась над шутками мальчиков, расспрашивала, где они собираются провести будущие каникулы, и вместе с тем постоянно была начеку: Шарль следил за мной испытующе, недоверчиво. Он почувствовал: что-то не так, наша жизнь изменилась, я изменилась.
Когда ужин закончился, к нашему столику подошел управляющий.
— Господин депутат, надеюсь, вы не разочарованы. Ваше присутствие — большая честь для нас. Позвольте выразить восхищение вашей прекрасной семье.
— Благодарю, — ответил Шарль. — Семья — наилучшее из моих достижений, я горжусь ею. Но главная заслуга принадлежит не мне, а моей очаровательной супруге. Она сделала меня счастливейшим из смертных. Без нее моя жизнь немыслима!
— Да-да, понимаю вас, — управляющего смутила внезапная откровенность почетного гостя.
Сыновья восторженно смотрели на отца. Где им было догадаться, что за велеречивыми комплиментами таится угроза?
Лишь я одна знала, что Шарль — двуличный человек. Возможно, помимо разочарования, это давало мне некоторое преимущество…
Милли
Работа в фирме Робертсона не приносила поначалу никакой радости. «Бог Отец» был ко мне милостив, не спорю, зато коллеги приняли меня в штыки. Здесь было еще четыре менеджера: по закупкам, по продажам, по персоналу, по работе с клиентами. Главную среди них звали Сандра, а ее подчиненных — Виолетта, Сара и Леандри.
Прежде у меня не возникало конфликтов. Я умела лучше всех на свете растворяться, сливаться с обоями, быть неприметной, скромной, исполнительной. Прежде, до того, но не теперь. В нынешней жизни мне хотелось, мягко говоря, проявить себя в полной мере. Поэтому я внимательно следила за тремя младшими, крашеными блондинками с ярким макияжем и аккуратным маникюром. Они перешептывались, косясь на меня, уверенные, что на таком расстоянии я не услышу. Ошибаетесь, милые!
Сандре было лет тридцать, остальные — мои ровесницы. Всякий раз, наблюдая за ними сквозь прозрачную перегородку, я невольно представляла себя в их компании. Мы могли бы вместе смеяться, болтать об утренних новостях, о своих женихах, о новых ресторанчиках… Если бы та беда обошла меня стороной…
Я просто констатирую факт без обиды и зависти. Мой жизненный путь не был гладким, судьба сделала его извилистым и тернистым. Но я наверстаю упущенное, одолею все препятствия. Сил у меня хватит. Нерастраченная энергия скопилась за долгие годы и требовала выхода. Я сумею направить ее в нужное русло. Использую это мощнейшее оружие.
Девицы невзлюбили меня с первого же дня и не скрывали своей неприязни. Они меня боялись. Вовсе не потому, что догадались о моем неуемном карьеризме, — жажду лавров я тщательно скрывала под маской безупречной вежливости и невозмутимости, — а по вине «Бога Отца». Мсье Робертсон слишком лестно отозвался обо мне в разговоре с Сандрой, ведь он был уверен, что до пожара я, выпускница престижного университета, занимала высокий пост. Мисс supervisor (на визитной карточке Сандры ее должность была для пущей важности напечатана по-английски) пересказала все вкратце своим девочкам. Она старалась понизить голос, однако я слышала каждое слово.
— «Блистательная!» «Очаровательная!» «Гений!» «Самородок!» А когда я напомнила, что наш «самородок» еще сопливый совсем, знаете, что он мне выдал? «Милая Сандра, для истинного таланта возраст не имеет значения. Уж поверьте, я многое повидал и разбираюсь в людях, но такой сообразительности, смекалки не встречал еще ни разу. Вы уж позаботьтесь о ней, помогите юному дарованию раскрыться и засверкать всеми гранями. Я очень на вас надеюсь, не разочаруйте меня!»
