Ричард смутился, но ему не хватило здравого смысла, чтобы оставить эту тему.
– А зачем ты дала ему домашний адрес?
– Я не давала.
– Тогда откуда он узнал?
Положив букет на стол, я повернулась к Ричарду.
– Не имею ни малейшего понятия, – отрезала я, намекая, что лучше бы ему заткнуться. – Он писатель и, наверное, умеет собирать информацию. А почему тебя так это волнует?
Ричард выглядел растерянным – похоже, он жалел, что вообще завел этот разговор. Следующая его реплика только подлила масла в огонь.
– Согласись, странно. Как будто он тебя… преследует.
Благоразумно опустив острые ножницы, которыми я подрезала стебли (не стоит ссориться, держа в руках колюще-режущие предметы), я ответила:
– Даже не знаю. Дай-ка подумаю. Сперва он останавливается, чтобы оказать нам первую помощь, потом рискует жизнью, чтобы вытащить меня из горящей машины, а теперь вот присылает цветы. Надо же, парень явный псих. Пожалуй, стоит заявить на него в полицию.
– Я просто… – начал было Ричард.
– Довольно. – Я подняла ножницы и щелчком перерезала стебель, ставя в разговоре точку.
Обрезав еще шесть цветов, я поняла, что была излишне резка. Ричард мялся, явно раздумывая, стоит ли ему извиняться или лучше оставить все как есть.
– Прости, – сказала я, разрешая его дилемму. – Похоже, я слишком разошлась.
Напряжение утекало каплями дождя по оконному стеклу.
– Да и я, кажется, вел себя как полный придурок, – признался Ричард, протягивая мне руки.
– Разве? – подыграла я, прижимаясь к нему и чувствуя, как уходит раздражение. – У меня был ужасный день. Так грустно – отменять приготовления к свадьбе. Да и встреча с родителями Эми всю душу наизнанку вывернула, – пробормотала я, уткнувшись носом в рубашку. – Но это не повод срываться на тебя. Прости.
– Я и приехал, чтобы ты могла выговориться. – Ричард поцеловал меня в макушку. – А насчет родителей Эми прекрасно тебя понимаю.
Я запрокинула голову, заглядывая ему в лицо.
– Ты с ними тоже сегодня встречался?
Он кивнул, морщась от неприятных воспоминаний.
– Когда? И где? – Как он мог пересечься с родителями моей подруги, если даже не был с ними знаком?
– В гостинице. Позвонил им по дороге с работы, чтобы выразить соболезнования.
– О, – только и ответила я, пытаясь разобраться в услышанном. Насколько мне известно, Ричард не был знаком с семьей Эми. Он и с самой Эми общался исключительно из-за нашей дружбы.
Пристраивая вазу с цветами на столе, я заметила, как Ричард скривился.
– Тебе не нравится Джек или то, что он прислал цветы?
– Джек, – последовал короткий ответ.
Меня это, в общем-то, не удивило.
– Но почему? Ты ведь его совсем не знаешь.
Прислонившись к кухонному шкафу, Ричард глубоко вздохнул.
– Мне не нравятся те чувства, которые он у меня вызывает.
Надо же, а я в корне не согласна… Но лучше держать свои мысли при себе.
– О чем ты?
Ричард уставился поверх моей головы, неохотно исповедуясь банке кофе:
– Из-за него я чувствую себя виноватым. Чувствую, что он выполнил мои обязанности – это я должен был тебя спасти, отвезти в больницу, утешить… Я, а не какой-то незнакомец. Моя любимая переживала свой худший кошмар, а где в это время был я? Что делал? Пил и развлекался.
– Ты не знал. Забудь. Почему нельзя просто радоваться, что кто-то – неважно кто – пришел мне на помощь?
Он выдавил улыбку.
– Попробую.
Ричард привлек меня к себе, чуть слышно бормоча (не знаю даже, предназначалось ли это моим ушам):
– Но лучше бы на его месте был кто-то другой. Кто угодно, лишь бы не он.
Мне потребовалось минут десять, чтобы набраться смелости и вылезти из машины, и еще пять – чтобы вставить ключ, который дали родители Эми, в замочную скважину. Я вызвалась на эту миссию, пытаясь избавить их от лишней боли, но не учла, как трудно будет впервые после смерти подруги переступать этот порог.
Я собрала письма, скопившиеся за несколько дней, в одну стопку, успев заметить, что в основном там извещения о кредитах и магазинные счета. И невольно улыбнулась. Эми свято верила, что банкам нравится иметь задолжников – иначе зачем бы они выдавали кредитные карты?… Я положила почту на кухонный стол, возле отпечатка, оставленного кружкой. Почему-то круглый след давным-давно выпитого кофе поразил в самое сердце, навевая мысли о призраках, и я поспешно стерла его ладонью. В кухне-студии царила тишина, разве что в углу комнаты гудел холодильник, – и это было совершенно неправильно. Эми не любила тишину. У нее всегда гремела музыка, или рокотал телевизор, или то и другое сразу. Она была истинным экстравертом, самоуверенности в ней хватило бы на десятерых; она ненавидела одиночество и молчание. Я представила, как она лежит сейчас на алюминиевом столе где-то во мраке и тишине, и меня накрыло новой волной горя.
В двухкомнатной квартире словно и впрямь обитал дух Эми. Ее присутствие ощущалось повсюду: и в развешанных по стенам постерах, и в ярких разномастных подушках на диване, и в горке немытых тарелок, сложенных возле раковины, и в куче грязного белья у стиральной машины. Я тоскливо уставилась на одежду, которой не суждено быть выстиранной, вспомнила о цели своего визита и, оторвав с держателя бумажное полотенце, решительно промокнула глаза.
Пользуясь любым предлогом, чтобы отложить поиски в гардеробе, я сначала навела порядок на кухне: перемыла посуду, тщательно отдраила шкафы, чего, думаю, с ними не случалось за все время существования. Правда, уборка больше по части Кэролайн, но та сейчас не в себе, а кроме меня, некому снять с родителей Эми этот груз.
– Ох, Эми… – прошептала я в пустоту, одновременно любя ее и ненавидя за то, что она нас бросила.
Под раковиной нашлись черные мусорные пакеты, и я, развернув один, открыла холодильник. Эми редко питалась дома, и в холодильнике было практически пусто. В мусорку отправились всего-навсего вялая кисточка винограда, кусок заплесневелого сыра с трудновыговариваемым названием и пакет молока. Остались шесть бутылок вина, которые за еду не считаются. Даже не заглядывая в морозилку, я знала, что там полно полуфабрикатов, а в верхнем ящике кухонного стола – горка рекламных проспектов из ресторанчиков еды «на вынос». У Кэролайн от такого зрелища приключился бы сердечный приступ.
Закончив с делами на кухне, я неохотно направилась в спальню. Однако проходя через гостиную, вдруг застыла, уставившись в пустой угол, где три месяца назад стояла рождественская елка. Ее мы выбрали вместе, а потом с трудом запихнули в мою машину, – пришлось сложить задние сиденья, и все равно из багажника во все стороны торчали ветки. Мы стояли на переполненной парковке возле гипермаркета, думая, что же делать, когда Эми вдруг сбросила ботинки и стянула цветные колготки.
