– А я буду выглядеть тупым американцем, если спрошу, как ею пользоваться?
О, это уже больше похоже на безобидные шутки, которыми мы обменивались во время обеда. С таким Джеком я справлюсь.
Я огляделась в поисках чайника, но на глаза попался лишь электрический, поэтому я взяла с ближайшей полки кастрюлю.
– Сейчас покажу, – пообещала я, подставляя ее под струю воды. – И тогда ты на личном опыте сможешь убедиться, что все басни про англичан с их церемониальными чаепитиями – чистая правда.
Расхохотавшись, Джек достал чай в пакетиках, кружки и молоко.
– Раз уж ты эксперт по плитам, может, подскажешь, что с этим делать? – Он выудил из холодильника пластиковый лоток с двумя огромными стейками. – А то еще испортятся – бог знает, сколько я просижу без электричества.
Дожидаясь, пока закипит вода, я протянула озябшие руки к теплой конфорке. В мокрой блузке было очень неуютно.
– Давай поищу тебе что-нибудь сухое, – предложил Джек, исчезая в темном коридоре. Через пару минут он принес мягкую серую толстовку с логотипом Гарвардского университета. Удивленно улыбнувшись, я провела по ней пальцами.
– А в Техасе, оказывается, умные мальчики.
– У меня были отличные родители и замечательные учителя, – скромно ответил Джек.
Я натянула толстовку через голову, стараясь не замечать мужской запах, впитавшийся в складки.
– Я отвернусь, – деликатно предложил он, когда я под прикрытием свитера принялась расстегивать блузку.
– Да не стоит, все нормально, – отмахнулась я, с трудом протискивая упрямые пуговицы в отверстия. Джек с удовольствием наблюдал, как я неуклюже и не слишком успешно пытаюсь выпутаться из одежды. Нервозность росла с каждой минутой – кажется, еще немного, и я окончательно запутаюсь в чертовой блузке.
– Помощь нужна? – поинтересовался он, с трудом сдерживая ухмылку.
– Нет-нет, – возразила я, замерев с поднятыми локтями и пытаясь зубами расстегнуть пуговицу на манжете. Из-за неудобной позы свело шею. – Я видела такое в одном фильме… на экране это выглядело проще. – По крайней мере, не припомню, чтобы актриса так натужно пыхтела.
– «Танец-вспышка»?
Я перестала извиваться, потрясенно уставившись на Джека из глубин толстовки.
– Ого!
– Я же говорил, что люблю кино.
Точно. А я и забыла.
Наконец я избавилась от злосчастной блузки и с шумным вздохом облегчения вытащила ее из-под свитера.
– Если я правильно помню, в фильме девушка снимала лифчик, – заявил Джек.
Довольно ухмыльнувшись, я залезла в рукав и, будто кролика из шляпы, извлекла из него промокший бюстгальтер.
– Ого! – не меньше моего восхитился Джек.
Мы сидели в почти полной темноте за маленьким кухонным столом и потягивали чай, наблюдая за бушующей снаружи бурей. Мы словно находились в безопасной гавани, надежно укрытые не только от капризов природы, но и от всех опасностей на свете. И этим чувством я была обязана Джеку. Может, потому что он спас мне жизнь. Хотя это никак не объясняло странное ощущение, что я наконец вернулась домой после очень долгих странствий.
«Шеридан», – прозвенело в голове сигнальным колоколом. Это ее дом, не мой. Я со стуком поставила кружку на стол, отвлекая Джека от созерцания молний.
– А в Техасе бывают такие бури? – неуклюже начала я разговор, чтобы напомнить нам обоим про другую жизнь Джека.
– Вообще-то я давно не живу в Техасе. Еще ребенком перебрался в Нью-Йорк.
– И как тебе там? – прямо спросила я, решив, что хватит ходить вокруг да около.
Прежде чем ответить, Джек изучал меня пару секунд – наверное, ему много раз доводилось давать интервью, так что он знал профессиональные уловки журналистов. И если уж на то пошло, мой вопрос получился довольно провокационным.
– Я прожил в Нью-Йорке большую часть жизни. А несколько лет назад, когда книги стали продаваться особенно хорошо, купил небольшое ранчо на севере штата.
Тем временем совсем стемнело, и Джек достал из шкафа возле раковины коробку свечей.
– А что ты? После свадьбы останетесь с Ричардом здесь?
Я проглотила комок, вызванный его вопросом. Мне показалось, или в нем и правда прозвучало осуждение?
– Да, тут ведь все наши родственники и друзья. Ну и работа, само собой.
Джека мой ответ как будто разочаровал. Я начала сердиться: у него нет права нас осуждать. В провинциальной жизни нет ничего плохого.
– И давно вы помолвлены?
– С Рождества.
Джек поднял свечу, закрепляя ее на полке возле раковины. Она давала достаточно света, чтобы я разглядела в его взгляде удивление.
– Всего-то? А у меня сложилось впечатление, что вы вместе уже довольно долго.
– Мы встречались в старшей школе, а потом на какое-то время я уехала.
Джек разместил свечи по всей кухне. Мерцающее пламя бросало на грубые каменные стены причудливые тени, превращая комнату в сказочную пещеру.
– И куда же ты уехала?
– Сначала в Лондон, а потом на полтора года в Вашингтон.
Он удивленно присвистнул.
– Полагаю, ты там не книгами торговала?
Я усмехнулась.
– Нет. Я маркетолог… была маркетологом. – Мне не нравилось говорить о своей профессии в прошедшем времени.
Джек с любопытством смотрел, ожидая продолжения.
– Пришлось сделать в карьере перерыв… Затяжной отпуск, можно сказать. – Я замолчала. Как всегда, не хотелось вдаваться в подробности. – Мама последнее время болеет, вот и пришлось вернуться – помогать отцу за ней ухаживать.
В глазах Джека вспыхнуло восхищение.
– Ей становится лучше?
Я ответила не сразу.
– Вообще-то, нет. И будет хуже. Пока в конце концов папа не сдастся и не согласится положить ее в больницу. – Я подняла голову, стараясь сдержать слезы. – У нее болезнь Альцгеймера, – невнятно пробормотала я, потому что в какой-то момент, сама не зная когда, очутилась в объятиях Джека, прижимаясь щекой к его груди.
Джек молчал, и я была рада, что он не опускается до бессмысленных и пошлых банальностей. Как человек, который зарабатывает на жизнь словами, он прекрасно знал, когда можно обойтись без них. И мне это нравилось. Наконец, чувствуя неловкость, я отстранилась.
– Ну что, – спросила я с фальшивой улыбкой, вытирая глаза. – Ты все еще хочешь пожарить свои стейки?
Я принялась рыться в ящиках в поисках сковородки, а Джек занялся салатом. Мы готовили в молчаливом согласии, словно не в первый раз. Но больше всего удивляло, что ничего странного в нашем поведении я не ощущала.
