Прошлым вечером я солгала Ричарду, чего никогда раньше не делала. Собственный голос звучал до отвращения безмятежно; казалось, даже телефонные провода гудят от моего вранья. Я и словом не обмолвилась о поездке к Джеку, не говоря уж о том, что произошло между нами. Успокаивала себя тем, что лгу ради самого же Ричарда. Можно подумать, есть какая-то разница…
Когда я начала проматывать в памяти сцену на кухне, то поняла, что все пошло наперекосяк после вопроса об Эми. Сущая мелочь, вроде бы незначительная деталь… Которая теперь не даст покоя, пока я не найду ответ: за что Эми передо мной извинялась?
Я не могла припомнить за ней ни одного серьезного проступка. Почему моя лучшая подруга, всегда такая отзывчивая, светлая и радостная, считала, что причинила мне боль? Какой-то бред…
Однако стоило Джеку распахнуть эту дверь, и я, закрывая глаза, всякий раз видела, как Эми хватает меня за руку, будто я священник, отпускающий ей грехи. И как она успокаивается, когда я говорю, что прощаю ее.
Я пыталась убедить себя, что в ее словах не было никакого подтекста. Она могла извиняться, что случайно испортила мои туфли, позаимствованные на вечер… или еще за какую-нибудь банальную мелочь. Ведь кто знает, о чем думает умирающий…
Уж конечно, не о босоножках…
Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от голоса сомнения, который почему-то говорил с легким американским акцентом. Кто вообще тянул Джека за язык?
Лишь один человек знал Эми так же хорошо, как и я. Лишь один человек мог рассказать то, что меня интересует.
– Кэролайн Макадамс слушает, – прозвучал в трубке четкий профессиональный голос.
– Привет, Каро. Это я.
Ее тон тут же потеплел. Даже не видя Кэролайн, я поняла, что она улыбнулась.
– Привет, подруга. Как дела?
Хороший вопрос. Жаль, ответа я не знала.
– Все прекрасно, – откликнулась я, потому что именно это она и рассчитывала услышать. – Хотела спросить… может, выпьем по чашечке кофе?
Повисла пауза, и я представила, как Кэролайн сидит за столом возле окна, смотрит на часы и по своему обыкновению покусывает губы.
– Ладно, короткий перерыв не помешает.
Я добралась до кафе первой, нашла приличный столик и даже заказала два капучино. Сквозь стекло увидела Кэролайн и, широко улыбнувшись, помахала ей.
Она аккуратно, чтобы не задеть пенную шапочку, сняла с пластикового стакана крышку. Я позволила ей сделать пару глотков, прежде чем перейти к делу, заставившему меня в самый разгар рабочего дня сорвать с работы лучшего риелтора. Времени у нас было мало.
– Кэролайн, мне надо кое-что узнать.
Она подняла голову, изящно слизывая взбитое молоко с верхней губы.
– Звучит серьезно.
– Да… Знаю. Может быть.
Между бровями у нее пролегла тонкая складочка.
– Так в чем дело?
– Что ты помнишь о ночи, когда умерла Эми?
Кэролайн страдальчески поморщилась.
– Я так понимаю, ты не о девичнике?
Печально качнув головой, я тихо уточнила:
– Об аварии.
Каро пожала плечами и отвела взгляд, с нарочитым интересом любуясь видом за окном.
– Мало что. После вечеринки все будто в тумане. Помню, как тошнило Эми, помню оленя… а потом ничего, уже сижу в «Скорой».
Она, конечно, в ту ночь была не в себе, но я не думала, что все так плохо…
– Ты не помнишь, как нашла Эми на дороге?
Кэролайн удивленно на меня уставилась:
– Я нашла?! Мне казалось, это Джек…
Я вздрогнула. Наклонилась через стол и взяла Кэролайн за руку.
– Нет, милая, нашла ты.
– Разве? Ничего не помню. Совсем ничего…
Значит, следующий вопрос задавать бессмысленно, и все же я спросила:
– И ты не помнишь, о чем она говорила, пока мы ждали «Скорую»?
Кэролайн в ужасе открыла рот:
– Да что ты?! Разве она говорила? Она ведь была без сознания!
– Нет. Она очнулась… ненадолго. Боже, Кэролайн, это был настоящий кошмар – видеть ее такой и не знать, чем помочь… – Она едва сдерживала слезы. – Каро, я не просто так подняла эту тему… Я вспомнила, что Эми говорила что-то очень странное, и подумала… может, ты поняла, что она пыталась сказать?
Она все качала головой, пытаясь избавиться от жуткого видения: наша подруга, придя в сознание, корчится от боли.
– И о чем она говорила? – хрипло прошептала Кэролайн.
– Ну, тогда мне показалось, что она просто бредит… Сейчас я уже не так уверена. По-моему, она пыталась сказать что-то очень важное: будто извинялась и говорила, что я хорошая подруга.
Кэролайн подняла сверкающий от непролитых слез взгляд.
– Это правда – ты отличный друг, – подтвердила она.
– Нет, там было что-то еще. Она словно благодарила за… понимание. Как думаешь, о чем могла идти речь?
Кэролайн потянулась за своим кофе. Руки у нее тряслись так сильно, что пенная жидкость плескалась о стенки.
– Ни малейшего понятия не имею.
Она залпом допила содержимое стаканчика. Пыталась запить привкус вранья?
– Кэролайн, – с нажимом сказала я. – Ты уверена? Ты и правда не представляешь, что так сильно взволновало Эми?
Мои слова прозвучали, пожалуй, слишком резко.
Щеки Кэролайн подозрительно вспыхнули, но она не дрогнула.
– Конечно, нет! Странно даже… Может, тебе просто привиделось? Ты же, в конце концов, ударилась головой.
Ее слова вызвали у меня раздражение. Пришлось себя осадить – не стоит сейчас злиться на подругу.
– Нет, не привиделось. Джек тоже слышал.
Кэролайн замолчала и опустила взгляд, крутя в руках бумажный стаканчик.
– Я действительно не знаю, что она имела в виду.
Ее мокрые глаза слепо глядели в пустоту. Сейчас ей было не до дурацких вопросов, она думала о вещах куда более страшных.
– Поверить не могу, что все это время Эми была в сознании…
День не задался с самого утра. А теперь вдобавок ко всему я терзалась виной – потому что не только обидела Кэролайн, но и насильно воскресила в ее памяти страшную картину.
Я хотела спросить у Ричарда, что он думает о последних словах Эми. Однако в тот вечер мы обменялись буквально парой фраз – кто-то из школьников упал со склона и повредил лодыжку, так что Ричарду пришлось везти мальчишку в больницу. Впрочем, разговор мог подождать и до его возвращения.
В темноте, лежа в постели, я с улыбкой обхватила себя руками, представляя, что он меня обнимает. Оставалось всего два дня. Как ни странно, я соскучилась гораздо сильнее, чем думала. Мне здорово не хватало шутливых сообщений, которые Ричард обычно присылал на телефон – просто так, забавы ради. Или дурацких анимированных открыток, заваливавших мой почтовый ящик. Я тосковала по тому, как он массирует мои ступни или готовит – причем даже те блюда, которые сам терпеть не может, но которые люблю я. И по его объективности – он всегда искренне, не стесняясь, оценивал мою внешность, сколько бы времени я ни потратила на выбор наряда и макияж. Я скучала по тому, как Ричард произносит мое имя – словно перекатывает его на языке, – или как он смотрит иногда, будто не в силах наглядеться. Он идеально мне подходил – казалось, мы две ледяные скульптуры, смерзшиеся в монолит.
