– Я?! Это ты забыл про свои клятвы. А я всего-навсего выбросила проклятое кольцо.
Он невесело фыркнул.
– Ага, я два часа ползал по дну ущелья, пытаясь его найти.
– Ты спускался в ущелье?! Совсем спятил?! Ты же мог все ноги себе переломать. Или шею свернуть! А если бы выронил телефон, кто бы тебя там нашел?!
Ричард довольно усмехнулся: ему понравилось, что я за него переживаю.
– Как видишь, ничего я себе не свернул. Правда, кольцо так и не нашлось…
Я гневно взмахнула руками. Понятно же было, что искать бессмысленно – кольцо укатилось слишком далеко.
– Я решил… ну, вдруг ты передумаешь… Тогда оно пригодится.
– Ричард, я не передумаю.
– Вижу. Пока ты не готова, – смиренно согласился он.
Ну и о чем тут можно говорить? Мы опять пошли по кругу.
Я распахнула дверь.
Перешагивая через порог, Ричард добавил:
– Кстати, если бы я упал, телефон все равно бы не помог.
Я непонимающе приподняла брови.
– Там сигнала не было, – с горечью пояснил Ричард. – Совсем. Пришлось целый час идти по шоссе пешком, прежде чем удалось дозвониться.
Я открыла рот, сама не зная, что сказать: «Прости» или «Так тебе и надо». К счастью, нас отвлек шорох со стороны столовой. Я обернулась – дверь была приоткрыта, и за ней вырисовывался мамин силуэт.
– Прощай, Ричард. – Я многозначительным жестом указала ему на выход.
– До встречи, – уточнил он.
Я не услышала ее шагов. Может, они утонули в шелесте парчи и шелка. Или в шорохе папиросной бумаги, в которую я заворачивала самое дорогое платье в своей жизни – мне так и не довелось его надеть. Но скорее всего – в рвущихся наружу рыданиях и всхлипах. В любом случае, упаковывая сквозь слезы непонадобившееся свадебное платье, я не заметила, как подошла мама.
Она легонько погладила мое плечо. Я повернулась и прижалась щекой к ее руке. Мама ласково убрала с моего мокрого лица пряди спутанных волос и стала поглаживать меня по затылку. Я зажмурила глаза, словно очутившись в прошлом.
– Подвинься, – прошептала она.
Я послушалась, и она села на мое место. Уверенными движениями, будто всю жизнь проработала в свадебном салоне, мама принялась ловко складывать метры белоснежной ткани. Она действовала молча, лишь изредка поглядывая в мою сторону с искренним материнским беспокойством. Боже, как давно я не видела этот ласковый взгляд!..
Я же следила за ее руками, такими знакомыми и родными. Они убаюкивали меня в младенчестве, поддерживали, когда я делала первые шаги, утирали слезы, когда я просыпалась от кошмаров, лепили пластырь на разбитые коленки… Эти руки, в совершенстве умеющие рисовать и лепить скульптуры, каждую ночь перед сном нежно гладили мои волосы. Они должны были когда-нибудь в будущем держать внука. Однако вряд ли это случится – потому что теперь руки упаковывали бесполезное свадебное платье.
Закончив, мама повернулась ко мне с печальной улыбкой.
– Не грусти, малютка Эмми. Все будет хорошо, вот увидишь.
Не знаю, почему я разрыдалась: из-за ее вечного оптимизма, детского прозвища, которое я не слышала лет двадцать, или оттого, что к утру только я одна буду помнить о ночном разговоре…
Глава 11
Я зашла в офис Кэролайн, прижимая к груди коробку с пончиками. Уж не знаю, чего ждать от нашей встречи и придется ли Каро по вкусу мой скромный дар из кондитерской. Если повезет, она примет извинения, и мы обо всем забудем. Если нет – коробку наденут мне на голову…
Звякнул колокольчик над дверью, возвещая о моем прибытии, и трое мужчин в комнате дружно отвели взгляды от мониторов. Старший с теплой улыбкой поднялся на ноги.
– Эмма, рад встрече! Как дела?
– Здравствуйте, Трэвор. Спасибо, все хорошо, – рассеянно ответила я боссу Кэролайн, кося взглядом (надеюсь, незаметно) в сторону ее стола.
– А Каро нет, – сообщил он, отступая вбок, словно в подтверждение своих слов. – Я так понимаю, вы к Кэролайн, а не за квартирой?
Каро частенько рассказывала о своеобразном чувстве юмора шефа, поэтому я растянула губы в улыбке, хотя в голове прозвучал тревожный звоночек.
– Она заболела, – пояснил Трэвор. – Позвонила утром, отпросилась.
Звоночек прибавил громкости.
– А что с ней? – прямо спросила я, глядя Трэвору в лицо. Он, изрядно смущенный вопросом, растерял улыбку.
– Ну… Она не сказала. Я подумал, что у нее… как бы выразиться… женские дела…
– Понятно.
Коробка оттягивала руки, и я положила ее на краешек ближайшего стола. Его владелец жадно уставился на пончики, поэтому я на всякий случай отодвинула угощение подальше.
– А она не говорила, будет ли завтра?
– Уж простите, не спрашивал. У нас как раз клиент сидел.
– Хорошо, спасибо. Сама ей позвоню. – Подхватив коробку, я направилась к выходу.
– Она не берет трубку, – произнес в спину незнакомый голос.
В голове завыла настоящая сирена.
Я обернулась. Кажется, этот парень здесь новенький – совсем его не помню.
– Я звонил ей насчет последней сделки уже несколько раз. Она не отвечает.
Руки невольно потянулись к ближайшему телефону, чтобы набрать ее номер. Пришлось стиснуть кулаки; не стоит перед всеми выставлять себя дурой. Коллеги Кэролайн и так с любопытством косились в мою сторону. Похоже, мне не удалось сохранить спокойное выражение лица.
Завернув за угол, чтобы спрятаться от чужих взглядов, я восемь раз подряд позвонила Каро и на домашний, и на мобильный. В ответ – только гудки.
По дороге на работу я нервничала все сильнее. Если до обеда дозвониться не удастся, отпрошусь у Моник на пару часиков. Каро никогда не расставалась с мобильником, а радиотелефон у них с Ником стоял на тумбочке возле кровати. Даже спи она мертвым сном, все равно не пропустила бы какофонию, которую я устроила.
И вот наступил час дня, а два десятка звонков так и остались без ответа. Теперь не успокоюсь, пока лично не увижу, что Каро жива-здорова. Я прошла в заднюю комнату, где сидела моя начальница. Та почему-то надевала пальто и наматывала длиннющий шарф.
– Ты уходишь? – спросила я.
– А что, не видно? Ты забыла – у меня встреча с новым поставщиком. Вот и пусть кормит в дорогом ресторане бедную несчастную француженку, ничего не смыслящую в коммерции. И заодно вешает ей пасты на уши. А когда подадут кофе, выскажу все, что думаю о его мухлеже.
– «Навешает лапши на уши», – машинально поправила я.
– Знаю, – подмигнула она.
Да уж, кто бы сомневался…
