В момент смерти Гертруды Фейсала в Ираке не было, обязанности регента исполнял эмир Али. Он немедленно распорядился организовать ей военные похороны. В тот же день ее погребли на кладбище рядом с Багдадом. Ее тело было отвезено в «Автомобиле службы здоровья» на Британское кладбище из протестантской церкви, гроб ее был покрыт британским флагом и флагом Ирака и убран венками от семьи Фейсала, от британского верховного комиссара и многих других. Кортеж медленно ехал по улицам, где выстроились солдаты иракской армии, и за ним пешком шли регент, премьер-министр, верховный комиссар и другие официальные лица, гражданские и военные. Огромные толпы собрались со всей страны посмотреть, как проезжает ее гроб, и отдать ей молчаливую дань почтения – исламские лидеры рядом с еврейскими купцами, эфенди рядом с оборванными бедняками. В газетах сообщалось, что «в похоронной процессии участвовало все население столицы». В воротах кладбища молодые люди из верховного комиссариата, не скрывая горя, на плечах отнесли гроб к месту последнего покоя. Капеллан английской армии отслужил заупокойную службу, и старшие британские чиновники бросили по горсти земли. В окружении «большого скопления иракцев и англичан» – в том числе сэра Генри Доббса и всего британского персонала, иракского кабинета и шейхов многих племен – гроб опустили в простую каменную гробницу. С обычной загадочной быстротой весть разлетелась по пустыне, и племена шли в Багдад весь день: сначала ховейтат и дулаим, потом шейхи из ближних и дальних племен.
– Она последние десять лет своей жизни, – сказал Доббс, – посвятила всю неукротимую горячность своего духа и все удивительные способности ума служению арабскому делу, особенно Ираку. И в конце концов ее тело, такое хрупкое, было сокрушено энергией ее души.
Ее кости лежат там, где она и хотела, – в земле Ирака. Ее друзья осиротели.
В передовице «Таймс» говорилось о ее работоспособности:
«Какая-то сила связывала ее любовь к Востоку с практической целью, которая стала доминантной ее задачей… Она выдерживала рутину, никогда не отчаивалась из-за постоянных разочарований и никогда не позволяла собственному идеализму перейти в брюзжание, демонстрировала силу характера поистине редкую среди тех англичан, для которых Восток стал страстью. Она была единственной выделяющейся женщиной среди них, и ее достоинства – свойства чистейшего английского характера».
Во многих некрологах отдавалось должное тому факту, что Ирак благодаря Гертруде управлялся сейчас лучше, чем последние пятьсот лет: стал спокойнее, зажиточнее и куда довольнее, что британцы и арабы работали вместе в дружеском сотрудничестве. Некролог в «Таймс оф Индия» содержал мастерски составленное резюме ее характера и работы. Британцы ценили ее как писателя, путешественника и археолога, говорилось в этом некрологе, но до конца не замечали «удивительное положение, которое она создала себе в Ираке, положение, которое возложило на нее ответственность более, чем на кого бы то ни было, за то, каким будет Ирак, который мы видим сегодня». Признавая, что некоторые охотно критиковали ее саму, ее цели и методы, автор пишет:
«Такая яркая личность вряд ли могла не иметь врагов… Под стать почти страстному увлечению, которое она возбуждала в своем ближнем кругу, была та враждебность со стороны тех, от кого она сильно отличалась. С чужим человеком – в особенности, может, с посторонним журналистом – она была небрежна и даже груба.
Ее великим достижением стало создание свободного, процветающего и культурного Ирака как главного направления воссоздания арабской культуры и цивилизации… Это Гертруда изо дня в день отстаивала предоставление Ираку той меры локальной автономии, которая была совместима с британским контролем над страной – не… ради целесообразности, но ради естественного права арабской расы на свое “место под солнцем”.
Она убедила британское правительство пойти на финансовые риски в Ираке и уверила местных иракских лидеров, что это им на пользу и что к прежним колониальным методам возврата не будет».
В «Таймс» Чирол писал в некрологе: «Со всеми теми качествами, которые обычно описываются как мужские, она сочетала обаяние утонченной женственности и – хотя это видели лишь немногие близкие – глубины нежной и даже страстной привязанности». Для тех, кто больше других любил Гертруду, незабываемыми оставались куда более ранние слова Флоренс: «На самом деле истинной основой натуры Гертруды была ее способность к глубоким эмоциям. Великие радости случались в ее жизни и великие скорби тоже. Как могло быть иначе при таком темпераменте, таком жадном к жизни? Ее яркая магнетическая личность втягивала в свою жизнь тех, мимо которых она проходила».
Хью и Флоренс, склоняясь под ударами судьбы, переехали к Морису в Маунт-Грейс, а Раунтон остался стоять пустым под ветрами с пустошей.
В свое время придет неумолимое разрушение этого живописного дома, ставшего слишком большим и величественным для Беллов. И очень скоро хруст железа по кафелю и камню навеки заглушит колокольчики Раунтона, что отбивали четверти часа на конюшне, и превратится в щебень арочная галерея, где решались иностранные дела и гости ели в полночь яичницу с ветчиной. Дохлые мухи будут валяться в пустом кабинете, где когда-то Гертруда и профессор Рамсей работали над «Тысячью и одной церковью». За разбитыми окнами зарастет снова лесом созданный Гертрудой сад камней; пруд, где катались на коньках дети, покроется тиной и заболотится; не станет видно за сорняками теннисного корта.
Загуляют по столовой вихри сквозняка, колебля гобелен Морриса и Берн-Джонса «Роман о розе» – аллегория о любящем рыцаре, преодолевающем все опасности, все препятствия и сомнения, чтобы наконец соединиться с недостижимой до того розой. А наверху отсыревшие обои отстанут от стен комнаты, где когда-то лежали Гертруда и Дик Даути-Уайли, держась за руки в темноте.
Благодарности
Когда только зарождалась идея этой книги, Валери Пэйкенхэм, бывшая коллега и давний мой друг, сказала мне: «Ты должна ее написать». Саймон Тревин из «Питерс Фрейзер энд Данлоп» тоже настойчиво меня к этому побуждал. Нам необыкновенно повезло, что Джорджина Морла организовала поддержку Макмиллана в Лондоне и курировала нас с неослабевающим энтузиазмом. Она приспособилась к этому несколько необычному стилю биографии и вместе с Сарой Кричтон из «Фаррар Страус и Джиру» в Нью-Йорке мастерски ее отредактировала. Когда я в первый раз писала о Гертруде Белл для «Санди таймс», мне помогла Лесли Гордон, архивистка библиотеки Робинсона в Университете Ньюкасла-на-Тайне и хранительница архива Гертруды Белл. Судя по всему, она посвятила жизнь ее памяти, написав справочник и доставив материалы для выставки Британского совета, посвященного Гертруде, в 1994 году. Писатели и историки должны быть вечно ей благодарны за ее «проект Гертруда Белл», в рамках которого Лесли собрала средства для выкладывания в Интернет дневников Гертруды, ее писем и семи тысяч фотографий.
Когда мы написали ей о книге, выяснилось, к несчастью, что Лесли умерла. Тем не менее мы воспользовались ее помощью даже с того света: ее выставочная брошюра «Гертруда Белл. 1868–1926» – лучший краткий справочник, который только можно найти.
