Флоренс сперва привели в недоумение северные манеры. Познакомившись с соседями, она стала устраивать домашние приемы по вторникам с легким (безалкогольным) угощением, приглашая на них семейные пары. И с удивлением обнаружила, что йоркширцы не рвутся сопровождать своих жен на подобные мероприятия. Ее биограф Кирстен Ванг отмечает, что одна леди, придя с мужем к Беллам, обескуражила Флоренс, сообщив шепотом: «Я сумела привести мистера Т. Уж как пришлось постараться!» Считая, видимо, что численность гарантирует безопасность, женщины приходили вместе, садились как можно дальше друг от друга, после чего воцарялось молчание. Флоренс, в отчаянии предлагая им кресла поближе к огню, встречала такой ответ: «Спасибо, мне и тут хорошо». В одной из своих книг Флоренс пишет о своей героине, учительнице, приехавшей на север: «Девушке нелегко было с прямодушными йоркширскими женщинами, среди которых она оказалась… В этом жизненном слое если человеку нечего сказать, он ничего и не говорит, а когда говорит, то его манера говорить все в лоб ее еще больше обескураживала. И все же нельзя сказать, что женщины относились к ней без доброты, пусть и своего рода».
Однако новая миссис Белл упорно гнула свою линию, и вскоре ее «приемы» стали обязательным элементом жизни города.
Но Флоренс больше интересовалась укреплением отношений с детьми Хью. Восьмилетняя Гертруда рассматривала ее вдумчиво. В этой чужой женщине, ворвавшейся в семью, было что-то незнакомое ребенку: парижский лоск и в манерах, и в одежде. Хотя Флоренс по сути своей была серьезна и склонна к морализаторству, она никогда никого не критиковала за интерес к своей внешности и не осуждала любовь к предметам одежды как легкомыслие. Она тщательно взвешивала свои суждения на эту и другие темы и высказывала их не прямо. Женщина деликатная, она предпочитала излагать свои взгляды в виде рассказов или эссе. В одном из них она писала о своей героине:
«Урсула обладала тем, что французы называют “жанр”… Наиболее близкий английский аналог этого слова – “стиль”, но оно подразумевает энергию и напор. Что до “жанра” – это скорее внутреннее качество его носителя не зависит от одежды – скорее от того, как ее носят. В английском языке этого слова нет – видимо, само качество встречается так редко, что нет смысла заводить для него отдельный термин».
Следуя примеру Флоренс, Гертруда, в свою очередь, приобретала «жанр», так что люди, видевшие ее впервые, замечали ее «мейфэрские манеры и парижские платья». Но Флоренс никогда не следовала моде. Она всю жизнь так и носила эдвардианскую одежду, даже в 1920-м, когда все другие женщины перешли на короткие юбки. Ее внучка вспоминает, как однажды Флоренс поскользнулась и упала на мостовой Лондона. Девочка поразилась, увидев под юбкой у Флоренс самые обыкновенные ноги. Склонная к соблюдению формальностей, Флоренс почти все время, в помещении и на улице, носила серые шелковые перчатки и даже на пианино играла в них.
Гертруда росла быстро – своенравный ребенок постоянно конкурировал с тетей Адой, гувернанткой, братом, многочисленными слугами за внимание отца. Флоренс очень легко могла стать врагом девочки. Она же, напротив, стала преданной мачехой, почти уступчивой, относилась к детям сочувственно и ободряюще. Она была равно внимательна к обоим детям, любознательным и с чувством юмора. Сама деятельная, Флоренс учила их не сидеть сложа руки, и когда они не были заняты чем-нибудь активным, предлагала им читать, а не «болтаться без дела». У нее всегда была наготове какая-нибудь история, чтобы прочитать ее вслух детям. Морис, который был глуховат, о родной матери ничего не помнил, но к Флоренс сразу привязался.
У Гертруды же мнение о мачехе, которую ей советовали называть матерью, было двоякое. Отец, несомненно, готов был сделать все, чтобы Гертруда сблизилась с Флоренс и делала все, о чем ее просят, но девочка, вероятно, переживала из-за навязывания ей близких отношений с женщиной, в которой изначально не могла не видеть чужую. Связь между Хью и Гертрудой была очень тесной. Они всем делились друг с другом, и это так и осталось, даже когда они жили в разных концах света. Как позже писала Флоренс: «Постоянное влияние на жизнь Гертруды с самого раннего детства оказывали ее отношения с отцом. Ее преданность ему, ее чистосердечное им восхищение, их близкая дружба, приятная обоим, взаимная глубокая преданность – для них обоих это была самая основа жизни до дня ее смерти». Слова о Гертруде показывают великодушие Флоренс: она никогда не поддавалась ревности, не пыталась отдалить друг от друга преданных отца и дочь.
Художник сэр Эдуард Пойнтер, член Королевской академии художеств, в семьдесят шестом году написал двойной портрет. И это был не свадебный портрет Хью и Флоренс. На портрете была изображена восьмилетняя Гертруда, рыжие кудри спадают на плечи кружевного передника, и ее подталкивает вперед стоящий с гордой улыбкой Хью. У Хью после первого брака остался портрет Мэри, и он вполне мог думать о том, чтобы заполучить и портрет Флоренс после их свадьбы. И типично для Флоренс было предложение сменить тему. А вот оценила ли этот тактичный жест Гертруда – другой вопрос. Флоренс была слишком добра и скромна, чтобы обнародовать какие-либо трудности с падчерицей, но по многочисленным косвенным признакам можно догадаться, что это имело место. «Анджела» – пьеса, которую она опубликовала в 1926 году (что, возможно, важно – после смерти Гертруды), рассказывает о втором браке одного йоркширского промышленника, в котором новая жена пытается встроиться в семью, где сложились очень близкие отношения между отцом и осиротевшей дочерью.
«Гертруда была ребенком вдохновенным и инициативным», – пишет Флоренс в своем предисловии к «Письмам Гертруды Белл». Иногда эти вдохновения и инициатива перехлестывали через край:
«Вечная заводила, [Гертруда] увлекала за собой младшего брата в опасные предприятия, для которых он был еще слишком мал. Она могла приказать, к его ужасу, следовать ее примеру и прыгнуть со стены сада высотой девять футов. Она приземлялась на ноги, что ему удавалось очень редко».
Однажды Флоренс помчалась из гостиной в оранжерею на звук удара и зловещего звона. Оказалось, что Гертруда повела Мориса в альпинистскую экспедицию по краю крыши. Она пробежала свой путь ловко и быстро, а брат, качаясь от страха, хромал за ней следом. Гертруда спокойно спустилась вниз, а Морис пробил ногой крышу и вслед за ней рухнул на землю в кучу битого стекла. В другой раз она баловалась садовым шлангом, направила его в трубу прачечной и погасила огонь. Когда Флоренс из-за этого вышла из себя, Гертруда и Морис собрали все шляпы в прихожей и принялись кидать ими в мачеху. Остановилась Гертруда лишь тогда, когда одна из шляпок Флоренс влетела в огонь. Еще в детстве Гертруда «очень интересовалась модой», как сообщил мне один из ее родственников.
За свои восемь лет Гертруда привыкла командовать слугами и обводить вокруг пальца гувернантку. Она всей душой ненавидела дисциплину и любила дразнить людей, выводя их из себя. Мисс Огль уехала от них в глубоком возмущении, но Флоренс надеялась, что у мисс Клуг получится лучше. Эта немецкая дама продержалась намного дольше, но Флоренс иногда уставала успокаивать гувернантку по поводу выходок Гертруды.
Дом, где основала свой удел миссис Белл, был простым кирпичным зданием в стиле «Искусств и ремесел» – ранний и довольно невразумительный эксперимент Филиппа Уэбба с местным колоритом. Уэбб проектировал Ред-Хаус Уильяма Морриса и много элементов скопировал в свое второе творение, Ред-Барнс. Моррис декорировал интерьер, и его очаровательные ботанические обои использовались практически всюду. Дом был компактным и маленьким по сравнению с элегантными пристанищами юности Флоренс, но ему предстояло увеличиваться по мере роста семьи. Крыльцо, выходившее на Кирклитан-стрит, вело к большой площади, обставленной террасами георгианских домов с зеленой лужайкой посередине. От Ред-Барнс до длинного пляжа Редкара вела короткая дорожка, тянущаяся от Готэма на юг до обрывов Салтберна. Возле ничем не примечательных песчаных гребней, где в отлив садились на песок обшитые внакрой рыбацкие лодки, летом стояли полосатые купальни и бегали ослики, катающие детей. Местность вокруг была ровная и не особенно живописная. Но Флоренс всегда считала, что детей следует вывозить за город, и было очевидно, что Гертруде и Морису здесь нравится.
