Гертруда хорошо изучила просторы Аравии и различные ее народы, и таких знаний не имелось больше ни у кого – они были не только энциклопедические, но еще и совсем свежие. Только год и четыре месяца прошло с тех пор, как она вернулась из Хаиля, а в общем провела в аравийских пустынях почти два года. В своих семи экспедициях она отмечала слабости Османской империи – сперва как богатая туристка, потом как исследователь, археолог и собиратель информации для британского правительства.
Некоторые ее доклады были сделаны по запросам, некоторые по своей инициативе. Сперва Гертруда, видимо, передавала их через Чирола, впоследствии – лично заинтересованным чиновникам и дипломатам, с которыми была знакома. Вероятно, первым ее службой воспользовался министр иностранных дел сэр Эдуард Грей. Министерство попросило ее исследовать, насколько в турецкую империю проникло немецкое влияние в северной и восточной Аравии, и Гертруда нашла ответы с помощью многих путей, открытых для женщины, которую в шпионаже не подозревают. Она в дороге за чашкой кофе обменивалась сплетнями со всеми встреченными шейхами. Она надевала вечерние платья, присутствовала на торжественных обедах в городах и селениях и через свои многочисленные контакты выходила на каждого, кто имел социальный или политический вес. Гертруда фотографировала множество археологических раскопок и отмечала военные сооружения. Когда вход был затруднен, как в марте 1900 года в крепости крестоносцев у Керака, где немецкие офицеры переобучали турецких солдат, она призывала на помощь дерзость и просто входила – «с самым дружеским видом, вежливо здороваясь со всеми встреченными военными». Ее постоянно растущий список контактов, искусство ориентироваться на местности и составлять карты, тщательная методичность записей теперь принесли ей официальное звание.
Майор мисс Белл прибыла в Каир – первая женщина-офицер в истории британской военной разведки. Звание майора ей присвоили из любезности, но в официальной иерархии она сразу же заняла место офицера оперативно-разведывательной части штаба второго ранга. Если бы тогда существовала женская вспомогательная служба ВМФ, Гертруда носила бы ее бело-синий мундир с белыми звездочками политической службы. А так она надевала бело-синие полосатые хлопчатобумажные платья с цветами у пояса и большие соломенные шляпы, которые вешала рядом с остроконечными кепи и шлемами в офисном гардеробе. По вечерам она переодевалась в шелковые платья и подобранные под них кардиганы. «Военные очень беспокоились по поводу того, как с ней надо обращаться и к чему ей должен быть предоставлен доступ, – писал Хогарт, ныне лейтенант-коммандер в Королевском военно-морском добровольном резерве в Каире, своей жене как раз перед приездом Гертруды. – Я им сказал, что она сама все это определит и им не о чем волноваться!»
Гертруда написала домой 3 января 1916 года: «Начинаю себя чувствовать вполне в своей тарелке в роли штаб-офицера! Комично, правда?»
Сэр Гилберт Клейтон был главой военной разведки египетской армии до перевода в штат сэра Генри Макмагона, нового верховного комиссара и фактического правителя Египта. Лейтенант-коммандер Хогарт сменил галстук-бабочку и мятую полотняную куртку археолога на отутюженную морскую форму и вместе с Клейтоном создал «арабское бюро» – новую разведывательную организацию по арабским делам. Для своих сотрудников – обычно их было пятнадцать – Хогарт стал наставником и судьей, управлявшим громогласными дебатами и спорами, а Клейтон – спокойным центром, тихо излучавшим мощное влияние. Оно, по словам Лоуренса, было как масло, «бесшумно расползающееся и настойчиво проникающее всюду».
Штат бюро удачно расположился в каирском отеле «Континенталь», а его офисы – рядом с еще более шикарным «Савоем». В потолке гудели вентиляторы, звонили звонки, служители в длинных халатах до пола приносили кофе и мятный чай. Хогарт и майор Лоуренс – его мундир был сильно помят и вымазан машинным маслом от любимого мопеда «Триумф» – уже уставили стены полками со справочниками по всем темам, относящимся к Ближнему Востоку. Несмотря на веранды с плетеными стульями и купающиеся в полуденном солнце пальмовые рощи, атмосфера, пропитанная трубочным дымом, скорее напоминала обшитые панелями комнаты на Оксфорд-стрит, нежели североафриканскую роскошь. Для Гертруды, после ее тяжелой утраты и отхода от социальной жизни, в здешней атмосфере было слишком много общения. День, проведенный у леди Анны Блант, стал «оазисом мира и тишины после шума и толп Каира. Как я ненавижу отели и неизбежную в них жизнь на публике! Они становятся еще отвратительнее после месяцев отшельничества».
Каир был безопасным сердцем британского протектората, которым тогда являлся Египет, центром управления. Номинально хедив, или король, все еще подчинялся туркам, но когда он обанкротился в 1875 году, британцы его выкупили и потребовали взамен своего представительства. После этого они внедрились в администрацию примерно так, как это делали турки по всему Ближнему Востоку.
Письма Гертруды из Каира стали короче и тусклее прежних. Она не описывала умных людей, которые ее теперь окружали, – офис, в конце концов, был секретный. С военной точки зрения это было элитарное и, возможно, занимающееся подрывной деятельностью отделение, персонал которого имел экстраординарную свободу преследовать свои собственные цели. Обсуждаемые этими людьми далеко идущие международные интриги и аура закрытости вокруг их размышлений рождали многочисленные подозрения, исходящие от персонала разведки в Индии и передаваемые в Лондон самим вице-королем.
Оправившись от первого потрясения по прибытии, Гертруда быстро втянулась в этот новый и увлекательный мир. По должности и на обедах она познакомилась с важными персонами этого мира, элементом которого сейчас стала сама. «Гертруда, – замечает Хогарт перед короткой поездкой в Лондон, – начинает заполнять это место собой». У нее было очень много общего с археологом Леонардом Вулли, заменившим Хогарта как директора по работам в Каркемише, который был раскопан в 1911 году, когда Гертруда познакомилась с Лоуренсом. Сейчас Вулли был главой разведки в Порт-Саиде и человеком, первым приветствовавшим Гертруду в Египте. Он сидел у себя в офисе и писал, говоря словами Лоуренса, «многословные сокрытия истины для прессы».
Для сэра Марка Сайкса этот первый год оказался прост. Помпезный католик-землевладелец и почти сосед Беллов в Йоркшире, он был легковозбудимым и самоуверенным путешественником, публиковавшим книжки о своих экспедициях по Ближнему Востоку. Гертруда познакомилась с ним в Хайфе в 1905 году, но они поссорились на обеде, на котором он назвал арабов «животными» и охарактеризовал их как «трусливых», «больных» и «ленивых». В это время и она, и Сайкс были намерены посетить Джебел-Друз, и позже Сайкс обвинял ее, что она ввела его в заблуждение с целью добраться туда первой. Он писал своей жене Эдит: «Будь проклята эта глупая пустая трещотка, надутый самодовольный пузырь, фонтан чепухи, плоскогрудая баба-мужик, топчущая земной шар и виляющая курдюком болтливая задница!» Вероятно, его злость была оправданна. Гертруда все-таки добралась туда первой и вполне могла проделать какой-нибудь трюк, чтобы его задержать. Предполагается, что она для верности, чтобы Сайксу не дали разрешения идти в пустыню, солгала вали в Дамаске (сделав вид, что проговорилась), будто Сайкс – «зять премьер-министра Египта».
