Турецкая бюрократия распространила свою темную империю на всю длину и ширину Месопотамии с помощью политики «разделяй и властвуй». Языком закона, деловой жизни, управления и образования являлся турецкий, а не арабский. Крестьяне были вынуждены платить вместо налогов ренту новым городским владельцам их земель, избранным турками, и очень мало от этой ренты возвращалось к ним в виде улучшения их хозяйств. Торговцы в городах должны были покупать разрешение для каждой покупки или продажи, для ввоза и вывоза. Избранные накапливали богатства за счет привилегий. Судебное дело в Багдаде можно было выиграть, лишь заплатив судье, который порой даже не имел необходимых для его должности знаний. Апелляция против его решения могла на годы и десятилетия пропадать в кафкианских судах Константинополя, после чего направлялась для принятия решения в тот же Багдад.
Отступая, турки уничтожили документы, а их привилегированные избранники ушли с ними, изъяв свои записи и вообще все следы системы. Оставили они лишь вражду, которую так долго пестовали. В пустыне, в частности по обе стороны долины Евфрата, где турки делили земли примерно пятидесяти племен, они натравливали шейхов друг на друга и строили свою власть на развалинах местных элементов порядка.
Вакуум, оставленный уходящей властью, осложнялся еще и тем, что турки были суннитами. Почти во всех аспектах государственной жизни отдавая предпочтение суннитскому персоналу и суннитской культуре, они контролировали невероятно богатые магометанские благотворительные трасты, или Вакуф, в виде собственности, выделенной навечно на благочестивые цели. Игнорируя тех, для кого эти трасты были предназначены, турки весь доход от них направляли на строительство новых суннитских мечетей и на жалованье тем, кто в них служил. Главная цель такой деятельности заключалась в том, чтобы как можно больше денег перевести в Константинополь. В результате этой политики шиитские мечети и прочая недвижимость приходили в запустение, историческая вражда между шиитским большинством населения и суннитами углублялась.
Британская администрация могла учредить правительство любого рода лишь в том случае, если бы завоевала достаточно сильную поддержку. В землях, где рас, вер и союзов было больше, чем где-либо в мире, следовало определить и привлечь на свою сторону каждого выдающегося человека, способного уговорить своих приверженцев на сотрудничество. Для этого таких людей надо было убедить в благотворности новых экономических инициатив и правил. Различные по характеру и образованию, традиционно подверженные коррупции всевозможных видов, охраняющие свое положение ревниво, до вражды с каждым соседом, подобные лидеры приходили в секретариат как из дырявых шатров, так и из багдадских дворцов. Власть при Османской империи они держали из-за богатства, или из-за многочисленности своих последователей, или из-за владения землей, полученной от турок или захваченной в племенных войнах, или по наследству и происхождению от Пророка. Выбирая среди этих людей самых многообещающих, Кокс и Гертруда надеялись вопреки всему найти будущих правителей и политических лидеров Ирака.
Весной и летом 1917 года армия Британской Индии была полностью занята консолидацией своей позиции вокруг Багдада, что не оставляло возможности заниматься прилегающими территориями, турки распространяли ядовитую антибританскую пропаганду и не жалели денег на возможных диссидентов. Племенам трудно было поверить, что новые оккупанты Багдада удержат свои завоевания и что турки не вернутся в конце концов, готовые страшно покарать тех, кто связал свою судьбу с британцами.
Первые попытки завязать отношения со стороны шейхов и других важных людей Месопотамии предпринимались в качестве страховки – на случай если англичане останутся. Стимулом для соединения сил с британцами по-прежнему был приз арабского самоопределения – пока что совершенно неясная концепция. Для шиитских муджтахидов, религиозных представителей большинства населения, это означало теократическое правление по закону шариата; для суннитов и свободомыслящих в Багдаде это значило независимое арабское государство под властью эмира; для племен пустынь и гор это означало отсутствие всякого правительства.
Но более всего привлекал племена к английской администрации, распоряжающейся теперь централизованным транспортом и распределением, дефицит продовольствия. Представители племен были тепло встречаемы Гертрудой, невзирая на их политическое или личное прошлое. «Сегодня приехала целая банда шейхов с Евфрата. Большинство из них я никогда не видела, хотя по именам и подвигам хорошо знала всех. Бесшабашные дикари – но как привлекательны! Все это к лучшему, особенно если мы нынешней зимой научим их сеять пшеницу и ячмень», – писала она 2 февраля.
Сперва Гертруде, потом Коксу следовало убедить их на аудиенции, что британская администрация станет действовать им на благо, что их права будут поддержаны, а англичане готовы на большие расходы и сил, и денег, чтобы гарантировать сохранение их разнообразного образа жизни. Их приветствовали и слушали, их ситуацию понимали. Весть об этом расходилась, и все больше людей стекались теперь в новый секретариат Кокса отстаивать свои отдельные интересы – кочевники, торговцы, крестьяне, землевладельцы, владельцы колодцев и ручьев, импортеры табака и других товаров, экспортеры, дельцы, религиозные деятели, подставные лица, и всех нужно было убедить поддержать новый режим. Каждого из них следовало встретить соответствующими традиционными любезностями, приятными подарками, а после вести долгие обсуждения. Если они не появлялись сами, их надо было приглашать, а наиболее достойных, в частности религиозных лидеров, требовалось посетить.
И кто, кроме Гертруды, мог бы признать и получить их признание, кто мог бы определить их социальный статус и интересы и начать беседу на их родном языке или диалекте, кто мог бы попасть к ним и уговорить их?
Вряд ли какой-нибудь другой человек с Запада так детально и глубоко разбирался в истории этого народа. Гертруда была экспертом по бедуинам, которые еще до Пророка столетиями уходили из скудных земель Йемена в пустыню, беря с собой несколько фиников, одежду и оружие, которыми можно торговать. Она описала их странствия от деревни к деревне, от оазиса к оазису, к городам, продажи верблюдов на рынках севера, когда они туда доходили. Достигнув плодородных земель возле Евфрата и Тигра, они стали разводить овец на травяных клочках. Гертруда следила, как становились оседлыми те, кто, заработав немного денег, мог перебраться на поливные земли и начать заниматься сельским хозяйством. Она знала новые поколения бедуинов, которые стали торговать зерном и товарами, доставленными через пустыню, числя среди своих друзей и кочевников и оседлых, и росло число тех, кто часть года жил оседлым, часть кочевником. Гертруда смотрела, как более крупные торговцы, привлеченные рынками, постигали экономику, как росли города и их значение. Среди ее друзей были специалисты-христиане, клерки и учителя, приехавшие из южной России и из Средиземноморья. Она путешествовала среди горных племен севера, переходящих от жизни воинов к жизни крестьян.
Гертруда оценила гостеприимство курдов и отметила взрывную смесь рас и вер на не отмеченной на картах территории, которую они делили с историческими народами Армении, Ассирии, Турции и северной Персии. Она помнила родословные арабских семей. Она знала, как говорить с муджтахидом, с клерком-суннитом, с муллой, с мухтаром или мутавалли.
