Я прыгнул к краю лодки и уставился в темно-зеленую воду. Мой мальчик исчез из виду, но пузырьки, поднимающиеся на поверхность, донесли до меня его запах.
Я не стал медлить и прыгнул за ним; с открытыми глазами я нырнул в воду и двинулся навстречу пузырькам в холодную тьму.
9
Я почти ничего не видел в воде, которая давила на уши. Я чувствовал моего мальчика – он был чуть ниже меня. Я опустился следом и наконец разглядел мутный силуэт – примерно так я впервые увидел Мать, неясный образ в размытых тенях. Я рванулся, открыв пасть, и, оказавшись рядом, сумел вцепиться зубами в капюшон. Я поднял голову и потащил его за собой, изо всех сил торопясь к залитой солнцем поверхности.
Мы вырвались на воздух.
– Бейли! – захохотал мой мальчик. – Малыш, ты пытаешься меня спасти?
Он потянулся и ухватил рукой лодку. Я яростно пытался взобраться по его телу на борт, чтобы дальше тянуть его к безопасности.
– Бейли! – продолжал смеяться мальчик. – Перестань, бестолковка! Прекрати! – Он отпихнул меня, и я поплыл вокруг него.
– Бейли, мне нужно достать удочку; я ее уронил. Я в порядке! Плыви, я в порядке. Плыви! – Мой мальчик махнул рукой в сторону берега, как будто бросил туда мячик. Похоже, он хотел, чтобы я убрался из пруда, и через минуту я поплыл на песчаный берег рядом с причалом.
– Молодец, Бейли, – похвалил меня мой мальчик.
Я оглянулся и увидел, как ноги мальчика мелькнули над водой, а через мгновение он исчез целиком. Заскулив, я развернулся и стал грести лапами изо всех сил, так что плечи выскакивали из воды. Когда я добрался до пузыриков, я нырнул на запах. Теперь опускаться было гораздо сложнее – в прошлый-то раз я прыгнул с борта лодки; но, опускаясь ко дну, я почувствовал, как Итан выныривает, и повернул обратно.
– Бейли! – радостно закричал мальчик, бросив удочку в лодку. – Бейли, ты просто очень хороший пес!
Я плыл рядом с ним, пока он тянул лодку к песчаному берегу; от радости я облизал лицо мальчика, когда он нагнулся, чтобы вытащить лодку.
– Ты в самом деле пытался спасти меня, малыш. – Я сел, тяжело дыша, и мой мальчик погладил меня. От его прикосновений мне было так же тепло, как и от солнца.
На следующий день мальчик привел к причалу Дедушку. Было гораздо теплее, чем вчера; я обогнал обоих и убедился, что семейство уток заплыло на середину пруда, как положено. Мальчик был в другой куртке с капюшоном; мы все подошли к краю причала и посмотрели в зеленую воду. Утки подплыли проверить, на что мы глядим. Я сделал вид, что вижу что-то важное.
– Вот увидишь, он нырнет; честное слово, – сказал мальчик.
– Поверю, когда увижу, – ответил Дедушка.
Мы вернулись на песок. Дедушка ухватил меня за ошейник.
– Давай! – крикнул он.
Мальчик побежал, через секунду Дедушка отпустил меня, чтобы я бежал следом. Итан прыгнул с причала, подняв тучу брызг – утки, качаясь на волнах, начали жаловаться друг другу. Я подбежал к краю причала, залаял и оглянулся на Дедушку.
– Достань его, Бейли! – скомандовал Дедушка.
Я посмотрел на волнующуюся воду, куда прыгнул мальчик, потом снова оглянулся на Дедушку. Он был старенький и двигался неторопливо, но я не мог поверить, что он настолько туп, что не собирается ничего предпринимать. Я снова залаял.
– Давай! – сказал мне Дедушка.
Тут я понял и недоверчиво уставился на него. Что, в этой семье я должен все делать? Гавкнув напоследок, я нырнул с края причала и поплыл в направлении дна, где, как я чувствовал, лежал неподвижный Итан. Я вцепился в его воротник и потащил на воздух.
– Видел? Он спас меня! – закричал мой мальчик, когда мы оказались на поверхности.
– Молодец, Бейли! – вместе заорали Дедушка и мой мальчик. Мне было так приятно слушать их похвалы, что я бросился на уток, которые тупо закрякали, отплывая прочь. Еще чуть-чуть, и я смог бы выщипать пару перьев из хвоста, так что двум уткам пришлось расправить крылья и отлететь прочь – по-моему, я победил.
До вечера мы играли в «спаси меня», и постепенно я перестал тревожиться, убедившись, что мой мальчик прекрасно справляется в пруду и сам, хотя он так радовался, когда я вытаскивал его на поверхность, что я прыгал за ним снова и снова. Утки в конце концов выбрались из воды и с берега следили за нами, ничего не понимая. Почему они не залетали на дерево, как все другие птицы – кто их знает!
Мне и в голову не приходило, что мы можем уехать с Фермы, но через несколько дней приехал Папа, и Мама начала ходить из комнаты в комнату, доставая вещи из открытых шкафов. У меня появилось чувство, что мы снова переезжаем, и я тревожно бродил по дому – боялся, что меня забудут. Только когда мальчик крикнул «В машину!», мне разрешили забраться на сиденье и высунуть голову в окно. Лошадь Флер пялилась на меня – явно с нескрываемой завистью. Дедушка и Бабушка обняли меня, и мы поехали.
Мы все стремились домой, и я с радостью встретился с детьми и собаками округи – не считая Смоки. Мы играли, я гонялся за мячиками, боролся со своей подругой Мармеладкой – и так увлекся весельем, что оказался совершенно не готов к тому, что через несколько дней все встали рано утром и бесцеремонно отвели меня в гараж. Я тут же выскочил через собачью дверь и увидел, как Итан и Мама уезжают. Итан с остальными детьми забрался в тот же желтый автобус.
Это просто невыносимо. На мой лай издалека ответила Мармеладка, мы полаяли друг на друга, но не думайте, что мне стало легче. Я с грустью вернулся в гараж. Презрительно обнюхал конуру. Я не буду торчать здесь целый день!
Под дверью я увидел лапы Смоки и, прижав нос к щели, стал вдыхать его запах. Он сердито фыркнул. Сочувствия от кота не дождешься.
Теперь я был большим псом и легко доставал до ручки двери; так что я сообразил, что могу кое-что сделать в своем затруднительном положении. Я положил лапы на дверь, вцепился зубами в ручку и повернул.
Ничего не произошло, но я продолжал свои попытки, и наконец, тихо щелкнув, дверь открылась!
Когда я возник перед самодовольным котом, его зрачки потемнели. Смоки развернулся и бросился прочь, я, естественно, за ним и гнал, пока он не запрыгнул на полку.
В доме гораздо лучше. Вчера вечером у передней двери появилась пицца в плоской коробке – она все еще лежала на барной стойке, и ее легко было достать. Я стянул коробку на пол и съел прелестный картон, отбросив невкусные куски – Смоки старательно изображал отвращение. Потом я съел его кошачью еду, дочиста вылизав банку.
Обычно мне не разрешалось спать на диване, но я совершенно не видел смысла следовать этому правилу – ведь все изменилось, раз я сам забрался в дом. Я прилег отдохнуть, положив голову на мягкую подушку; солнце грело мне спину.
Позже солнце сдвинулось, и пришлось со стоном проползти по дивану.
