Я обежал дом, к задней двери, но с отчаянием обнаружил, что куча снега, которая помогла мне убежать, не на той стороне забора. Я стоял и лаял, дверь во двор распахнулась, показались Папа и Мама. Мама кашляла.
– Итан! – завизжала она.
Черный дым валил из двери. Мама и Папа побежали к калитке, там я их и встретил. Они промчались по снегу к передней двери. Тут они остановились, глядя на темное окно комнаты Итана.
– Итан! – кричали они. – Итан!
Я побежал к открытой теперь задней калитке и выскочил в нее. Феликс прятался во дворе под одеялом; он запищал, но я не остановился. Я протиснулся в дверь; глаза и ноздри наполнились дымом. Ничего не видя, я поскакал по лестнице.
Огонь шумел, как ветер в машине с опущенными стеклами. От дыма невозможно было дышать, но остановил меня огонь. Он обжег мне нос и уши; в ужасе я опустил голову и выскочил через заднюю дверь. Холодный воздух тут же облегчил боль.
Мама и Папа все еще кричали. Зажглись огни – на улице и в двери соседнего дома, и я видел, как сосед, стоя у окна, говорит по телефону.
Моего мальчика по-прежнему нет.
– Итан! – кричали Мама и Папа. – Итан!
15
В жизни не ощущал такого страха, какой исходил от Мамы с Папой. Мама рыдала, а Папа вопил охрипшим голосом, и когда я зашелся лаем, они даже не подумали меня остановить.
Я уловил далекое завывание сирены, но главное, что я сейчас слышал, это собственный лай, Маму и Папу, звавших Итана, а громче всего – рев огня, от которого сотрясалось мое тело. Кусты перед нами пылали, пар клубился над шипящим снегом.
– Итан! Пожалуйста! – кричал охрипший Папа.
И тут что-то вырвалось из окна Итана, усыпав снег осколками стекла. Это было летало!
Я яростно схватил его, чтобы показать Итану – да, держу. Мальчик появился в дырке, пробитой леталом, в клубах черного дыма.
– Мама! – крикнул Итан и закашлялся.
– Итан, выбирайся! – взревел Папа.
– Я не могу открыть окно, оно застряло!
– Просто прыгай!
– Милый, ты должен прыгнуть! – крикнула Мама.
Голова мальчика скрылась в комнате.
– Дым убьет его; что он делает? – воскликнул Папа.
– Итан! – Мама перешла на визг.
Из комнаты, пробив окно, вылетел стул, а через секунду выскочил мой мальчик. Похоже, он зацепился за остатки рамы и стекла и вместо того чтобы перескочить через горящие кусты, упал прямо в них.
– Итан! – взвизгнула Мама.
Я неистово залаял, позабыв про летало. Папа ринулся в огонь, схватил Итана, вытащил и начал катать по снегу.
– О господи, о господи, – всхлипывала Мама.
Итан лежал на спине в снегу, закрыв глаза. Папа повторял:
– Сынок, ты в порядке? Ты в порядке?
– Нога, – сказал мой мальчик и закашлял.
Я чувствовал его обожженную кожу. Лицо почернело и покрылось потом. Я сунулся к мальчику, держа в пасти летало; я чувствовал его жуткую боль и хотел помочь.
– Бейли, уйди, – сказал Папа.
Мальчик открыл глаза и слабо улыбнулся мне:
– Нет, все нормально. Хороший пес, Бейли, ты поймал летало. Хороший пес.
Я завилял хвостом. Мальчик протянул руку и погладил меня по голове. Я выплюнул летало – честно говоря, отвратительное на вкус. Вторую, окровавленную, руку мальчик прижимал к груди.
Подъезжали машины, мигая огнями. Люди подбежали к дому и начали поливать его из длинных шлангов. Другие принесли кровать, положили на нее мальчика и, подняв, загрузили в машину. Я сунулся за Итаном, но человек в дверях грузовика отпихнул меня:
– Извини, тебе нельзя.
– Жди, Бейли; все в порядке, – сказал мне мальчик.
Я прекрасно знал, что такое «жди» – это моя самая нелюбимая команда. Мальчику было больно, и я хотел быть с ним.
– Мне можно поехать? – спросила Мама.
– Разумеется, давайте, помогу, – ответил человек.
Мама забралась в машину.
– Бейли, все в порядке.
Появилась мама Челси. Мама посмотрела на нее:
– Лаура, посмотрите за Бейли?
– Конечно.
Мама Челси взяла меня за ошейник. Ее руки пахли Герцогиней. Папина рука пахла огнем, и я знал, что ему больно. Он полез в машину, чтобы быть с Мамой и мальчиком.
Машина уехала, и я печально гавкнул ей вслед. Откуда мне знать, что мальчик теперь в безопасности? Я нужен ему!
Мама Челси стояла в стороне от всех и держала меня. Я чувствовал: она не знает, что теперь делать; большинство соседей собрались на улице, а она стояла у дома; и все как будто ждали, что она останется тут, а не пойдет к друзьям.
– Явный поджог, – сказал мужчина, обращаясь к женщине, у которой на поясе был пистолет. Я уже знал, что одетых так людей называют полицией. – Кусты, елка, все вспыхнуло разом. Множественные очаги, горючее. Семье повезло, что они остались живы.
– Лейтенант, посмотрите! – позвал какой-то человек. У него тоже был пистолет; а люди в резиновых плащах не носили пистолеты – только шланги.
Мама Челси нерешительно подошла посмотреть, что они нашли. Это был ботинок Тодда. Я виновато отвернулся, надеясь, что меня не заметят.
– Я нашел эту тенниску, и на ней, похоже, кровь, – сказал человек, осветив снег фонариком.
– Мальчик здорово порезался, когда прыгал из окна, – сказал кто-то.
– Да, но это там. А не здесь. Тут только собачьи следы и эта туфля.
Я съежился, услышав «собачьи». Женщина с пистолетом достала фонарь и посветила на снег:
– Смотрите-ка!
– Кровь, – сказал кто-то.
– Видите, куда идут следы? Нужно оградить. Сержант!
– Да, мэм, – сказал, подходя, человек.
– У нас следы крови. Оградите участок – по восемь футов со всех сторон. Перекройте улицу и уберите людей.
Женщина выпрямилась, а мама Челси нагнулась, вглядываясь в меня.
– Бейли, что с тобой? – спросила она, погладив меня.
Я завилял хвостом.
Она вдруг прекратила гладить меня и уставилась на свою руку.
– Мэм, вы живете здесь? – спросила женщина с пистолетом.
– Нет, здесь живет пес.
– Можно вас попросить… нет, погодите, вы – соседка?
– Я живу через два дома.
– Вы видели кого-нибудь сегодня ночью?
– Нет, я спала.
– Если вы замерзли, продиктуйте контактные данные и идите домой.
