– Почти, – сказала Эми.
Я встала и встряхнулась, потому что почувствовала, что идет Джейкоб – через несколько секунд он вышел из-за угла. Он стоял и разговаривал с друзьями, а мы, собаки, смотрели и недоумевали, почему нас не выпускают во двор.
Внезапно я почувствовала напряжение от Джейкоба. Он сказал куда-то себе в плечо:
– Понял, отделение восемь-ка-шесть на связи.
Эми побежала к калитке. Камми подскочил.
– Элли! – скомандовала Эми. – Рядом!
Мы оказались во дворе, и я мигом запрыгнула в грузовик. Я чувствовала: начинается нечто гораздо важнее игры «найди Уолли».
19
Джейкоб привез нас к большому многоквартирному дому, где несколько людей собрались в кружок. Джейкоб приласкал меня, но оставил сидеть в грузовике.
– Хорошая собака, Элли, – рассеянно сказал он.
Я сидела и с беспокойством следила, как Джейкоб подошел к людям. Заговорили сразу несколько голосов.
– Мы заметили, что ее нет, только в обед, но понятия не имеем, когда она ушла.
– У Мерилин болезнь Альцгеймера.
– Не понимаю, как она ушла, что никто не заметил.
Пока я сидела, белка спустилась по стволу дерева и начала деловито искать пищу в траве. Я глядела, поражаясь, как нахально она не обращает внимания на меня, свирепого хищника!
К моей клетке подошел Джейкоб и открыл дверцу.
– К ноге! – скомандовал он; ловить белку уже некогда. Я только щелкнула на нее зубами: пора работать. Джейкоб повел меня прочь от людей, в угол двора большого здания. Он достал две рубашки; их запах чем-то напоминал Бабушку. Я ткнулась носом в мягкую ткань, глубоко вдыхая.
– Элли! Ищи!
Я рванулась, пробежав мимо кучки людей.
– В эту сторону она не могла пойти, – сказал кто-то.
– Дайте Элли работать, – ответил Джейкоб.
Работать. Храня в памяти запах одежды, я подняла нос и ходила туда-сюда, как меня учили. Кругом было множество запахов – людей, собак, машин, – но у меня не получалось искать. Расстроенная я вернулась к Джейкобу.
Он прочитал мое разочарование:
– Все хорошо, Элли. Ищи.
Он пошел по улице, а я помчалась вперед, обнюхивая дворы. Я повернула за угол и притормозила: вот он, манящий, зовущий меня… Я сосредоточилась на запахе и поспешила вперед. Через сорок футов, под какими-то кустами запах стал совершенно отчетливым. Я побежала назад к Джейкобу, к которому присоединились несколько полицейских.
– Элли, покажи!
Я повела его к кустам. Он нагнулся и ткнул во что-то палкой.
– Что это? – спросил полицейский за спиной Джейкоба.
– Салфетка. Хорошая собака, Элли, хорошая. – Джейкоб обнял меня, однако я чувствовала, что работа не кончена.
– А откуда нам знать, что это ее? Кто угодно мог уронить, – возразил другой полицейский.
Джейкоб нагнулся ко мне, не обращая внимания на остальных:
– Хорошо, Элли. Ищи!
Теперь я могла идти по запаху женщины, слабому, но отчетливому. Я прошла вперед два квартала, потом повернула направо – запах становился сильнее. В переулке он резко нырнул направо, и в открытую калитку я увидела ее – она сидела на качелях, тихонько покачиваясь. От нее исходило настоящее счастье.
– Привет, собачка, – сказала она.
Я побежала к Джейкобу; по его возбуждению я поняла, что он знает, что я нашла, еще до того, как я добежала до него. Но он ждал, пока я подбегу.
– Молодец, покажи!
Я отвела его к леди на качелях. Я почувствовала облегчение Джейкоба, когда он увидел женщину.
– Вы Мерилин?
– А вы Уорнер? – спросила она, склонив голову.
Джейкоб что-то сказал в микрофон на плече, и вскоре появились еще полицейские. Джейкоб отвел меня в сторону.
– Хорошая собака, Элли! – Он достал резиновое кольцо и бросил его скакать по лужайке; я поймала кольцо и принесла Джейкобу, держа так, чтобы ему было легко уцепиться. Мы играли минут пять, мой хвост свистел в воздухе.
Когда Джейкоб запирал мою клетку, я чувствовала исходящую от него гордость.
– Хорошая собака, Элли. Ты просто молодец.
Я поняла, что для Джейкоба это ближе всего к безудержному восхищению, которое проявлял Итан; теперь я осознала свое предназначение в качестве Элли: не просто искать людей, но спасать их. Беспокойство людей, собравшихся у большого дома, сменилось таким же отчетливым облегчением, когда мы вернулись. Даме грозила опасность, и от этой опасности ее спасли мы с Джейкобом, когда нашли. Вот что мы сделали вместе, вот в чем состояла наша работа, и вот что было для него самым важным. В такую игру играли и мы с Итаном: «спаси».
На следующий день Джейкоб взял меня с собой в магазин и купил пахучие цветы, которые лежали в машине, пока мы делали работу (Уолли спрятался на верхушке вонючего мусорного контейнера, но меня ему не обмануть). Потом мы с Джейкобом катались на машине – так долго, что я устала прижимать нос к стенке клетки и легла.
Когда Джейкоб подошел, чтобы выпустить меня из нее, он был хмурым – то, что все время мучило его, сейчас стало сильнее. Мы приехали на большой двор с камнями. Не понимая, что мы делаем, я покорно держалась рядом с Джейкобом – он шел вперед, держа в руках цветы. Потом опустился на колени и положил цветы рядом с одним из камней; его пронзила такая боль, что по щекам покатились слезы. Я озабоченно ткнулась в его ладонь.
– Все в порядке, Элли. Хорошая собака. Сидеть.
Я села, горюя вместе с Джейкобом.
Он откашлялся.
– Мне так не хватает тебя, милая. Я просто… иногда мне кажется, что я не проживу и дня, зная, что тебя не будет дома, – прошептал Джейкоб.
Я навострила уши на слово «дома». «Да, – подумала я, – поедем домой, уедем из этого печального места».
– Я теперь кинолог, поисково-спасательная служба. В патруль меня не берут – я все еще принимаю антидепрессанты. У меня собака, Элли, годовалая немецкая овчарка.
Я повиляла хвостом.
– Мы только что получили сертификат, поэтому нам нужно стараться. Я рад, что выбрался из-за стола. Насидел там лишних пять кило. – Джейкоб рассмеялся – странным, печальным, мучительным смехом, совсем без радости.
Мы почти не двигались минут десять. Постепенно чувства Джейкоба изменились: на место боли пришло что-то вроде страха – нечто похожее мне доводилось ощущать, когда Итан и Ханна прощались в конце лета.
– Я люблю тебя, – прошептал Джейкоб. Затем повернулся и пошел прочь.
Начиная с этого дня, мы проводили вне загона гораздо больше времени. Иногда приходилось кататься на самолетах и вертолетах – они тряслись и меня убаюкивало, несмотря на шум.
