– Джеффри! – взвизгнула Майя.
Я все еще делала работу, так что без промедления прыгнула вслед за мальчиком. Стоило мне коснуться воды, ее грубая сила понесла меня в тоннель, и я поплыла.
В тоннеле было темно, и я, качаясь в потоке, задевала головой цементный потолок. Я не обращала внимания на это, сосредоточившись на Джеффри, который беззвучно боролся за свою жизнь. Его запах еле чувствовался в смертельных водах.
Внезапно маленький тоннель влился в большой, стало больше воды и больше шума. Нацелившись на запах Джеффри, я плыла вперед. Я не видела мальчика, но чувствовала его всего в нескольких ярдах впереди.
За секунду до того, как мальчик ушел под воду, я знала, что это произойдет; сколько раз Итан проделывал со мной такую же штуку – ждал, пока я окажусь рядом, и нырял в пруд! И точно так же, как мне всегда было ясно, где искать моего мальчика в темной глубине, теперь я отчетливо чувствовала Джеффри. Я нырнула, вытянувшись и открыв пасть, ослепленная, сбитая потоком, и вцепилась зубами в капюшон. Мы вместе вырвались на поверхность.
Двигаться можно было только в одном направлении – куда нас влекла вода. Я старалась, вцепившись в одежду, держать голову Джеффри над водой. Мальчик был жив, но перестал трепыхаться.
Впереди и сверху по сырым цементным стенам блеснул слабый свет – мы оказались в квадратном тоннеле шириной в шесть футов, без выхода. И как мне спасти Джеффри?
Свет становился ярче, уши постепенно наполнились грохотом, идущим откуда-то спереди. Поток, похоже, ускорялся. Я вцепилась в капюшон покрепче, чувствуя, что сейчас что-то произойдет.
Мы вырвались на дневной свет, скользнули по цементному скату и плюхнулись в быструю реку. Я изо всех старалась удержаться на поверхности. Берега реки были одеты в цемент: когда я пыталась подплыть с Джеффри к берегу, бурный поток мешал мне и тянул обратно. Болели мои челюсти и шея; я тащила Джеффри к берегу изо всех сил.
Впереди замельтешили фонари – ниже по течению к берегу бежали люди в плащах. Поток пронесет меня мимо, прежде чем я успею спасти Джеффри.
Два человека плюхнулись в воду. Они связались веревкой, в которую вцепились остальные люди, на берегу. Эти двое зашли в воду по пояс и тянули руки, чтобы поймать нас. Я из последних сил рванула к ним.
– Поймал! – закричал один человек, когда мы с Джеффри уткнулись в него. Он схватил меня за ошейник, а другой человек поднял Джеффри в воздух. Веревка натянулась, и нас вытащили.
Как только я оказалась на берегу, человек отпустил меня, а сам упал на колени рядом с Джеффри и что-то сделал. Мальчика вырвало потоком коричневой воды; он закашлял и заплакал. Я захромала к Джеффри – страх оставил его, значит, и мне бояться нечего.
Человек сорвал с мальчика мокрую одежду и завернул его в одеяло.
– Все будет хорошо, малыш, все хорошо. Это твоя собака? Она спасла тебя. – Джеффри ничего не сказал, но взглянул мне в глаза.
– Давайте! – крикнул кто-то. Джеффри понесли на холм и уложили в машину, которая уехала под вой сирен.
Я легла в грязь. Лапы ужасно тряслись, меня тоже вырвало, тело пронзила режущая боль. Я была так слаба, что почти ничего не видела и просто лежала под холодным дождем.
Подъехала полицейская машина и отключила сирены. Хлопнула дверца.
– Элли! – закричала от дороги Майя.
Я подняла голову – даже не было сил вильнуть хвостом. Майя бросилась бегом по берегу, вытирая на ходу слезы. Я ощущала тепло и любовь, когда она, насквозь промокшая, прижала меня к груди.
– Ты такая замечательная собака, Элли! Ты спасла Джеффри. Ты хорошая собака. Господи, Элли, я боялась, что потеряла тебя!
Ночь я провела у ветеринара, а потом несколько дней еле двигалась от онемения. Потом мы с Майей делали школу – только там были взрослые ее возраста. Нам в глаза светили огни, и незнакомый мужчина говорил громким голосом. Потом он подошел ко мне, чтобы надеть какой-то дурацкий ошейник; вокруг замелькали огни – словно беззвучные молнии, как в тот раз, с Мамой, после пожара, на котором Итан повредил ногу. Тот же человек прицепил что-то на форму Майи, и все хлопали. Я ощущала гордость и любовь Майи, когда она прошептала мне, что я хорошая собака. Я и сама загордилась.
Вскоре в доме появились новые настроения. Майя и Эл были возбуждены, сильно нервничали и много времени говорили за столом.
– Если мальчик, то почему не Элберт? – спросил Эл. – Хорошее имя.
– Милый, это прекрасное имя, но как мы будем его звать? Ты – мой Элберт, мой Эл.
– Будем звать Берт.
– Ну, милый…
– Ладно, а как тогда его назвать? У тебя в семье столько народу, вы все имена уже использовали. Карлос не пойдет, Диего, Франциско, Рикардо…
– А если Анжело?
– Анжело? Ты хочешь назвать моего сына Анжело? Нет, женщине, которая назвала кошку Чинькой, нельзя придумывать имя ребенку.
Кошка, спавшая рядом со мной, даже голову не подняла на звук своего имени. Кошки всегда так; пока они сами не пожелают обратить на вас внимание, вы его не дождетесь.
Майя засмеялась:
– А если Чарльз?
– Чарли? Нет, моего первого начальника звали Чарли, – возразил Эл.
– А Энтони?
– Разве у тебя нет двоюродного брата по имени Энтони?
– Его зовут Антонио, – поправила Майя.
– Он мне не нравится. Усы придают ему дурацкий вид.
Майя захихикала. Я махнула хвостом, поддерживая общее веселье.
– Джордж?
– Нет.
– Рауль?
– Нет.
– Джереми?
– Нет, конечно!
– Итан?
Я подскочила; Эл и Майя удивленно уставились на меня.
– Кажется, Элли нравится, – сказал Эл.
Я, не понимая, склонила голову. Чинька угрюмо взглянула на меня. Я подошла к двери, подняв нос.
– Что там, Элли? – спросила Майя.
Нигде не было ни следа моего мальчика – неужели я неправильно расслышала? Какие-то мальчишки ехали по улице на велосипедах, но среди них не было Итана. О чем я думала – что Итан, подобно Джейкобу, снова возникнет в моей жизни? Я подозревала, что такого не бывает. Но ведь Майя произнесла имя мальчика, так? Почему?
Я подошла к Майе для подтверждения, потом со вздохом легла. Чинька прижалась ко мне; я, полная смущения, старалась не смотреть в понимающие глаза Эла.
Вскоре в доме появился новый человек: маленькая Габриэла, которая пахла кислым молоком и, похоже, была еще бесполезней, чем кошка. Приехав впервые домой с дочкой, Майя осторожно поднесла Габриэлу ко мне – обнюхать; я не впечатлилась. С этого момента Майя часто вставала по ночам, и я шла с ней; она прикладывала Габриэлу к груди, а я лежала у ее ног. Безграничная любовь, исходящая от Майи в эти минуты, убаюкивала меня, поэтому я спокойно засыпала.
