Как мы неоднократно убедимся, в большинстве ситуаций выжидать нужно дольше, чем мы привыкли. Чем больше мы медлим, тем лучше. А как только становится понятно, сколько времени должно занять само решение, следует отложить его, в общем-то, до самого последнего момента. Если у нас есть час, перед реакцией нужно подождать пятьдесят девять минут. Если есть год, подождать триста шестьдесят четыре дня. Даже если нам дано всего полсекунды, ждать нужно как можно дольше. Каждая миллисекунда имеет значение.
1. Сердца и умы
Стивен Порджес, нейробиолог и преподаватель психиатрии Иллинойского университета, штат Чикаго[6], полагает, что ключ к пониманию психологического развития человека нужно искать не столько в головном мозге, сколько в расположенном ниже нерве, который служит двухполосным гоночным треком для сигналов, несущихся туда-сюда между мозгом и остальным телом. Он сосредоточил свое внимание на десятой паре черепных нервов, известной под названием вагальных, или блуждающих, нервов, – дороге, которая начинается в продолговатом мозге (части ствола мозга) и, разветвляясь, обвивает самые главные участки тела – от головы и глотки до легких, сердца и пищеварительной системы[7]. Это что-то вроде крошечной автомагистрали, проходящей по всем жизненно важным органам. Немногие понимают ключевую роль, которую этот нерв играет в процессе принятия решений.
Порджес начал исследования нервных импульсов в конце шестидесятых годов прошлого века – как раз в это время психологи разделились на тех, кто оправдывал применение психотропных препаратов, и тех, кого захватила тема смерти. Он вступил в Общество психофизиологических исследований, относительно неприметную группу ученых с практическим складом ума, которые хотели объединить психологию и физиологию. Эти ученые, как и Порджес, мечтали лучше понять поведение человека с помощью наблюдений за телом в реальном времени. Они были недовольны растущей популярностью субъективных опросов и психологических тестов, и им не особенно хотелось три раза в неделю укладывать пациентов на диван и говорить с ними об их детстве.
Вместо того чтобы доверять словам пациентов, члены общества хотели сосредоточиться на изменениях в их телах. Как объяснил мне Порджес, «целью было – понять психологическое состояние пациента, не разговаривая с ним».
Порджес решил изучать сердце, посчитав, что высокоскоростные нервные связи между мозгом и сердцем имеют первостепенную важность для понимания человеческих эмоций. Он хотел доказать, что может оценить психологическое здоровье пациента путем определения изменений в сердечном ритме с точностью до миллисекунды. Ему представлялось, что в будущем психологи смогут диагностировать и даже предсказывать психические расстройства по одному лишь сердцебиению.
Как часто случается с гениальными идеями, предположения Порджеса поначалу казались всем откровенным безумием. С чего вдруг почти неуловимые изменения сердечного ритма должны быть связаны с психическим здоровьем? Да, когда мы возбуждены, сердце бьется быстрее, а когда спокойны – медленнее, но мы это едва замечаем; разница измеряется в крошечных долях секунды. Да, любопытно, что сердечный ритм ускоряется при вдохе и замедляется при выдохе, но это никак не влияет на вменяемость и психическое здоровье. Изменение ритма не влечет за собой внезапных вспышек безумия. Проверьте сами: вдохните и выдохните. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вы же не чувствуете, чтобы сердце билось быстрее на вдохе и медленнее на выдохе, хотя именно так и происходит. Точно так же вы не ощущаете никаких колебаний по шкале маниакальности-депрессивности, потому что их и нет. Так что же имел в виду Порджес? Докторская диссертация Порджеса, посвященная вариабельности сердечного ритма и скорости реакции, была самым крупным исследованием на эту тему с тех пор, как более ста лет назад Чарльз Дарвин, основываясь на ранних трудах французского физиолога Клода Бернара, предположил, что смена эмоциональных состояний у человека обусловлена скоростными циклами связи между мозгом и сердцем. Дарвин, предвосхитивший множество открытий в разных областях науки, высказал мысль, что блуждающий нерв (пневмогастральный, как тогда говорили) – это дорога, по которой проходят сигналы от мозга к сердцу и обратно. В 1872 году он писал:
Мы всегда можем ожидать, что сильное душевное возбуждение мгновенно и непосредственно отразится на сердце; это всем хорошо известно ‹…› возбужденное сердце оказывает влияние на мозг, а состояние мозга в свою очередь воздействует через блуждающий нерв на сердце; таким образом, всякое возбуждение сопровождается взаимодействием этих двух наиболее важных органов тела[8].[9]
Еще целое столетие ученым не хватало знаний, чтобы подтвердить или опровергнуть теорию Дарвина. В 1969 году, когда Порджес впервые посетил собрание Общества психофизиологических исследований, рассуждения о механизме обратной связи между мозгом и сердцем по-прежнему оставались на уровне гипотез. Требовалось меньше теории и больше практики.
Порджес разработал новые тесты сердечного ритма[10]. Он записывал, как менялась частота биения сердца у испытуемых, когда они сосредоточивались на каком-либо задании. Набрал студентов, подключил их к кардиотахометрам, рассчитал надежный способ измерения вариабельности сердечного ритма, а затем протестировал его с учетом разнообразных психологических факторов, уделив особое внимание младенцам. Он изучал сердечную ритмику самых разных живых существ, от крыс до маленьких детей. Более сотни лабораторий по всему миру использовали его метод для исчисления вариаций сердечного ритма.
В ходе одного из исследований Порджес и его коллеги протестировали группу детей сначала в возрасте девяти месяцев, а потом в возрасте трех лет[11]. На первой стадии эксперимента младенцы спокойно сидели на коленях у матерей в течение трех минут, после чего им давали куклы, кубики и фигуры из стандартного набора для тестирования детского развития по методу Бейли. Одновременно Порджес измерял реакции сердца, округляя результаты до миллисекунды. В заключение матери заполняли несколько стандартных опросников о поведении своих детей. Через два с лишним года Порджес вновь протестировал этих детей, собрал данные об их поведении и, наконец, сравнил полученные результаты.
Обнаружилось, что отметки родителей о поведении ребенка в девять месяцев никак не связаны с поведением того же ребенка в три года. Невозможно определить, будет ли трехлетний малыш страдать депрессией или вести себя агрессивно и деструктивно, если ограничиться расспросами родителей о его поведенческих проблемах в возрасте девяти месяцев. Младенцы, которые отказывались играть, могли вырасти совершенно нормальными, а девятимесячные ангелочки могли к трем годам обернуться чудовищами.
А вот анализ структуры сердечных ритмов рассказал о многом. Согласно результатам исследования, «самым точным предвестником поведенческих проблем у трехлетних оказалось снижение кардиовагального тонуса во время теста Бейли»[12]. Другими словами, младенцы с наиболее гибким сердечным ритмом – те, кто мог быстро ускорять и тормозить моментальную реакцию на куклу, кубик или фигуру, – позже имели меньше проблем с поведением. Младенцы, которые быстро усмиряли сердцебиение, испытывали меньше трудностей, связанных с социальным отчуждением, депрессией и агрессией. Умение справляться с повышением частоты сердечного ритма за несколько сотен миллисекунд в возрасте девяти месяцев помогло детям стать менее конфликтными в три года. Порджес хотел знать, можно ли оценивать психологическое состояние пациента, не опираясь на его суждения. Конечно, девятимесячные дети не особенно разговорчивы, поэтому слушать их в любом случае было бы не слишком продуктивно. Но Порджес выяснил, что ответы их матерей тоже не особенно помогают, как и наблюдение за поведением младенцев в течение нескольких секунд или минут. Действительно важную информацию сообщало лишь тело ребенка, в котором миллисекунда за миллисекундой переключалась передача крошечного сердечка[13].
