– Меня зовут подполковник Георгий Валентинович Зимин, – представился он. – Я – следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по городу Москве.
– Круто и очень длинно, – заметил я. – Рад за вас.
– Теперь позвольте узнать ваше имя? – Подполковник Зимин, хоть и несколько скривился после моих слов «рад за вас», однако продолжал оставаться самой вежливостью, а взгляд его излучал большую человеческую теплоту, ну в точности как у революционных вождей! Впрочем, когда мне нужно, я тоже так умею…
– Аристарх Африканыч Русаков, – представился я. – Сотрудник телекомпании «Авокадо», ведущий программ и корреспондент.
– Ах, вот оно что… Тележурналист, – произнес подполковник Зимин без малейшего намека на вопросительную интонацию.
– Да, – ответил я.
– А чем вы сейчас заняты, Аристарх Африканыч?
– Сейчас я отвечаю на ваши вопросы, Георгий Валентинович, – душевно улыбнулся я и посмотрел сначала на Зимина, а потом на капитана Низамову. Но ответной улыбки ни у того, ни у другой не увидел. Более того, капитан Низамова, казалось, осталась крайне неудовлетворенной исчерпывающим ответом, можно сказать, даже оскорбленной. Это тотчас стерло улыбку и с моего лица.
– А если серьезно? – спросил следователь по особо важным делам Главного следственного управления.
– Готовлю новую программу, состоящую из цикла передач, посвященных Измайловскому парку.
– А можно подробнее? – попросил Зимин.
– Можно. Программа будет включать в себя, как я уже сказал, цикл передач, так или иначе касающихся Измайловского парка, его истории, его настоящего и будущего. У меня имеется уже несколько интервью с людьми, постоянно и на протяжении многих лет посещающими этот парк и считающими его неотъемлемой частью своей жизни.
– А отчего у вас возник интерес именно к Измайловскому парку? – спросил Георгий Валентинович. – Почему не к Екатерининскому парку или, скажем, к Таганскому?
– В принципе вполне возможно, что будет несколько передач, посвященных известным и популярным у москвичей паркам и садам, – озвучил я только что пришедшую в голову идею, что не являлось ложью и, естественно, не могло показаться таковой психологу и аналитику Низамовой. – А почему мы начали с Измайловского парка… – Тут я сделал небольшую паузу, после чего опять-таки сказал правду: – Наверное, потому, что там нашли убитую девушку. И цикл передач, посвященных Измайловскому парку, наша телекомпания планирует начать именно с этого факта. – Сказав это, я перевел взгляд на капитана Низамову и опять улыбнулся: – Что, не можете понять, вру я или говорю правду? Хочу вас заверить, товарищи, – тут я театрально приложил руку к сердцу, – что я практически всегда говорю чистую правду. Ну, или хотя бы часть ее…
На мое замечание капитан Низамова никак не отреагировала. Она продолжала смотреть на меня немигающим взором, и какие она делала заключения и выводы относительно меня, мне было совершенно неведомо. Впрочем, кое-что понять было можно: я ей не нравлюсь, и она мне ни на полушку не верит…
– А что вы утаиваете в данный момент? – мягко спросил Георгий Валентинович.
– То, что наш телеканал заинтересовался этим убийством девушки, – просто ответил я.
– Вы, Русаков, довольно известны как репортер, берущийся за журналистские расследования самых сложных, с точки зрения криминалистики, преступлений, – сказал подполковник Зимин, тем самым приоткрыв свои карты. – И обычно проводите свои расследования с успехом, доводя их до логического завершения, – добавил он, – то есть до нахождения изобличающих преступника прямых улик и его выявления, оканчивающегося арестом. Это похвально… Так вот, Аристарх Африканыч. – Здесь последовали многозначительная пауза и пристальный взгляд. – Значит ли ваша заинтересованность фактом убитой девушки в Измайловском парке то, что вы уже ведете журналистское расследование этого дела?
– Да, значит, – не сразу ответил я, мысленно прикидывая, что лучше – соврать или сказать правду.
Какое-то время следователь по особо важным делам многозначительно молчал. Потом спросил:
– И как далеко вы зашли в своих расследованиях?
– Вы хотите, чтобы я поделился с вами тем, что мне удалось накопать? – вопросом на вопрос ответил я.
– Да, именно так. К тому же сокрытие важных данных, которые могут помочь расследованию убийства, есть преступление.
– Это если я свидетель, – колко парировал я.
– Насколько мне известно, вы присутствовали при нахождении тела девушки, – спокойно принял мое колкое заявление Зимин, – и тем самым вполне подпадаете под категорию свидетеля. Это я вам заявляю официально.
– Я вас понял. А вы сами что, не справляетесь? Следствие зашло в тупик за неимением версий? Нет никаких, даже косвенных улик? И вам требуется помощь в моем лице? Тогда вы должны знать, что я всегда оказывал посильную помощь нашим органам правопорядка, что неоднократно доказывал своими поступками. Но, чтобы наше сотрудничество было по-настоящему плодотворным, вы также должны поделиться со мной своими наработками…
– Мы вполне справляемся с данным расследованием, – ответил Георгий Валентинович с некоторой оторопью. – И справимся без всякой посторонней помощи со стороны, будьте уверены… Своими же наработками мы делиться ни с кем не собираемся, поскольку они являются следственной тайной. А вот вы, если вам что-то удалось узнать про убийство девушки в Измайловском парке, просто обязаны сообщить нам об этом…
– Да что вы перед ним распинаетесь, – едва не испепеляя меня взглядом, обратилась к Зимину капитан Низамова голосом настоящей мегеры. – Он все сам прекрасно знает, просто валяет перед нами дурака…
– Это так? – сдвинул брови подполковник. – Вы валяете перед нами дурака?
– Никак нет, – бодро ответил я и верноподданнически округлил глаза, чем едва не вызвал шипение капитана Низамовой, начинающей, кажется, потихоньку закипать.
Странно, психологи мне всегда казались людьми спокойными и невозмутимыми. Хотя нет, был у меня один знакомый психолог, эксперт и консультант-практик, который после пары минут напряженного разговора начинал орать, топать ногами и бросать на пол предметы, попадавшие под руку. Так однажды он разбил позолоченную мейсеновскую вазу начала XX века с сюжетной росписью и ценою в двести шестьдесят тысяч рубликов. Звали этого психованного нервного Сеней Карасиком. Специалист он был отличный, как это часто случается с профессиональными пьянчугами, получившими данную страсть не по наследству, а по собственному волеизъявлению.
Этот Карасик с первого взгляда мог определить тип вашего темперамента: сангвиник вы или, наоборот, меланхолик. А со второго – сказать, кто вы по знаку Зодиака, женаты вы или холосты, каким видом работы заняты и любите ли ее. Мог даже точно назвать, какое блюдо является вашим любимым. Правда, этот мой знакомый психолог страдал чисто русской болезнью, называющейся запоем, а потом ему становилось стыдно, что он такой алкаш, и он сильно от этого маялся и душевно переживал. Конечно, нервы у него были ни к черту. Кончилось все тем, что его задавил автомобиль «КРАЗ‑260», когда Сеня переходил дорогу в неположенном месте, оставив от Карасика одно мокрое место. Почти буквально… Но вот что следователь по особо важным делам Главного следственного управления по городу Москве подполковник Зимин не очень уж далек умом, я отнюдь не предполагал.
