Оказывается, избушка с царём, царицей и дьяком прибыла в город ещё вчера, и Горох с ходу навёл тут шороху! Явление полуголого царя с царицей в милицейском кителе и фуражке ещё на подходе к Лукошкину произвело такое впечатление, что за ними целый крестный ход пошёл!
Половина боярской думы уже сидела, как мышки, под домашним арестом, горожане встречали возвращение государя цветами и овацией, кто-то даже пару сараев подпалил в честь праздника. Боярских, естественно. Звон колокольный до утра стоял! Ну и гудёж тоже...
Еремеевцев вернули, но, пока гонец догонит их на границе и наши ребята появятся в городе, пройдёт дня три-четыре, это дело не быстрое. Ничего, справимся своими силами.
Мы с Митей тихо ехали сонными улочками родной столицы, словно два бойца, возвратившихся с далёкого фронта к отчему порогу. Говорить не хотелось, хотелось надышаться тишиной. У ворот отделения никого не было, но в окне терема Бабы-яги горел одинокий свет.
Мы постучали.
— Никитушка! — Молодая черноокая красавица бросилась мне на шею, открыв калитку.
Я крепко обнял бабку. Грудь переполняла тысяча разных чувств...
— Как вы?
— Добрались без проблем, — моя домохозяйка кивнула на стоящую в углу двора Емелину печь, — всех девок спать уложила. С твоей Олёной, правда, цапнуться пришлось — всё рвалась тебя спасать, дурочка влюблённая. Ну, пошли в дом, напарнички, там всё и расскажете!
— Иду. Вот только Митю баню топить отправлю. И конь ещё этот увязался же...
Пока мы с бабкой тихо сели внизу за стол с чаем и плюшками, а кот Васька, исхудавший, но по-прежнему важный, как английский мажордом, подавал нам кизиловое варенье, серый волк препроводил златогривого коня в нашу конюшню, представил его Сивке-Бурке и пошёл за дровами.
Красавица Яга села напротив меня, подперев подбородок ручками, и внимательно слушала мой рассказ о нашем спасении с Лысой горы. Долго, терпеливо, не перебивая.
— Энто правильно, что ты Кощеюшку жизни лишать не стал, — после минутной задумчивости кивнула она. — Мало ли чё произойтить могло? Вдруг бы да весь его дворец подземный с того рухнул и вас с Митенькой живьём завалило. А теперича пущай с мечом своим волшебным да воротами чародейными возится хоть до морковкина заговенья!
— Теперь ваша очередь.
— Ты про что, участковый?
— Про всё!
Яга вздохнула, всплеснула ручками, потом плюнула и пустилась во все тяжкие. Мы довольно долго говорили о её бурной молодости, знакомстве с Кощеем, фон Дракхеном (тогда он представлялся другим именем), её жизни в лесу, переезде по разным городам, трёх дочерях от разных отцов, сложностях и скандалах с зятьями, о том, что где-то у неё ещё и куча внуков гуляет, которых она сама никогда не видела, да и те знать не знают, какая у них известная бабушка.
Потом ещё о моих приключениях, о всех наших превращениях, чародействах, погонях, дорогах, битвах, победах и всём прочем, что свалилось на плечи всего нашего отделения за последнюю неделю. Через час-полтора красавица-бабка достала из шкафчика свою знаменитую малиновую настойку, и словно на запах в дверях появился Митя. Не серый волк...
— Никита Иванович, — низко поклонился он, сияя вымытой головой и расчёсанными кудрями, — всё исполнил, как вы велели, в трёх водах окатился и облик прежний возвернул! Банька ждёт...
— Об чём энто он, Никитушка?
— Э-э, понимаете, Кощей рассказал, как снять заклятие, — почему-то замялся я. — Вот Митя был волком, а искупался в трёх водах — холодной, тёплой и горячей — и вновь стал человеком. Ну и...
— И чего?
— И... ничего, — окончательно запутался я, не смея смотреть ей в глаза. — Просто если бы вы захотели...
— Снова стать старой развалиной, никому не нужной, с радикулитом, горбом на спине, зубом наружу, так пойти помыться, что ль?!
Я опустил голову. Баба-яга разревелась и бросилась вон из горницы. Кот Васька скользнул мне под руку, требуя несмотря ни на что почесать ему за ухом.
— Митя, иди спать, поздно уже. Завтра куча дел: доклад Гороху, возвращение еремеевцев, отправление обратно Емелиной печки и что у нас там ещё по заявлениям граждан? Много чего, да?
— Слушаюсь, Никита Иванович, — послушно вздохнул он. — А только Бабуленьку-ягуленьку жалко...
— Это её решение, Мить. Хочет остаться молодой по Кощееву заклятию — мы спорить не будем. Её жизнь, её решение. Хотя, конечно...
— Что? — вскинулся он.
— Будет очень непросто привыкать друг к другу вновь.
— Это да, — согласился Митяй. — А мне молоденькая красавица больше нравится!
— Ты поэт, — улыбнулся я. — Иди спать, завтра нас петух разбудит.
Мне оставалось подняться наверх, в свою комнату. Олёны там не было, значит, бабка целомудренно расположила девушек в другой комнате. Возможно, даже предоставила им свою.
Ну и ладно, утро вечера мудренее, как здесь выражаются. До обещанного петушиного пения оставалось часа четыре, не более, потом этот пернатый будильник начнёт орать так, что хоть святых выноси!
Иногда мне кажется, что он делает это исключительно ради меня, для него же просто праздник — поднять на рассвете невыспавшегося милиционера...
P.S.
...Я ошибся. Наутро меня разбудила Яга.
— Вставай, участковый, Василиса-бесовка сбежала!
Я с трудом продрал глаза и вздрогнул, это было не самое сладкое пробуждение в моей жизни. Сейчас расскажу...
