Я положил руку ему на спину, но очень осторожно, чтобы не разбудить. И вскоре, ощущая его тело и медленное, гипнотическое колебание грудной клетки, крепко уснул.
Глава шестнадцатая
Мы завтракали под ослепительным солнцем на задней терассе. Завтрак оказался выматывающим не только из-за своей бесконечности, но и из-за разговоров. Одна тема сменяла другую, и беседа, не утихая, временами даже переходил в спор. Эллиот воспроизводил сюжеты из воскресных газет, а нам полагалось реагировать. В Пакистане беспилотник убил несколько невинных людей. Какое наше мнение о беспилотниках? Является ли война против талибов действительно войной, и каково определение справедливой войны? Существует ли вообще такое понятие? Как бороться с бесчеловечностью людей по отношению друг к другу?
– И жестоким обращением с животными, – добавила Сибелла. Она хоть и была вегетарианкой, это не мешало ей наваливать на наши тарелки бекон, сосиски и кровяную колбасу.
Заварили еще кофе, и разговор перешел на меня. Не совсем допрос, но близко к нему. Не знаю почему – я ведь почти не знал этих людей, – но меня понесло: я выложил им про брошенную дедом фразу в доме престарелых, резкое опровержение матери, ее вчерашний звонок и загадочное сообщение в голосовой почте.
– Скорее всего это ничего не означает, – таков был вердикт Эди.
– Бедняжка, – нахмурилась Сибелла.
– Все не так уж ужасно, – пожал я плечами, пытаясь отшутиться. – Вы не знаете моего отца.
– Похоже, вы его тоже не знаете, – усмехнулся Эллиот.
– Папа!
– Я только хотел привнести в наш разговор немного легкомыслия.
В конце сада стояла шаткая скамейка, повернутая спинкой к кирпичной стене, увитой старой, полной налившихся бутонов, готовой зацвести розой. Глаз, как на экспертизе, схватывал все детали, будто я был следователем, впервые осматривавшим место преступления. Я понимал, что в данной точке мир изменится навсегда, и радовался, что рядом со мной на скамье сидит Догго.
После нескольких звонков мне ответил Найджел.
– Сейчас, старина, она рядом, – произнес он с псевдоаристократическим распевом. Я понял, что они на улице, наверное, поблизости от бассейна – прожариваются под испанским солнцем до хрустящей корки.
– Дэнни! Ну, наконец! Ты получил мое сообщение?
– Извини, телефон был выключен, меня пригласили на свадьбу.
Мать пожелала узнать, где именно в Чилтерне я нахожусь и значит ли то, что я туда приехал, что между нами с Эди что-то намечается. Ее вопросы не походили на предисловие, когда человек старается взять себя в руки, чтобы перейти к основной, довольно опасной теме. Судя по всему, матери было действительно любопытно, хотелось поболтать, и в итоге мне пришлось напомнить ей:
– Мам, ты сказала, что у тебя для меня есть нечто важное.
– Никак не могу найти записную книжку с днями рождения. Помню, что день рождения Алисы уже близко. Эмма убьет меня, если я опять о нем забуду.
Я молчал.
– Дэнни, ты меня слушаешь?
– Ты была расстроена.
– Разве?
– Мне показалось, ты плакала.
Мать в самом деле плакала – она только что получила сообщение, что ее старинная подруга проиграла битву с раком груди.
– Ты должен помнить ее – Пат Коннолл.
Я помнил, но смутно. Из детских лет выплыло лишь широкое лицо с каскадом темных вьющихся волос.
– Вот теперь жду известий, когда состоятся похороны. Может, когда приеду, пообедаем с тобой?
– Да, конечно.
– Тронута твоим энтузиазмом, – пошутила мать.
У меня не хватило духу сообщить остальным, что́ она мне сказала. Они бы подумали, что я параноик (а разве нет?) или того хуже – фантазер. Поэтому состряпал версию, которая являлась не совсем ложью:
– Она на днях прилетит в Англию и хочет пообедать со мной.
– И все? – уточнила Сибелла, сверля меня испытующим взглядом.
– Да.
– Ни намека на то, правы вы или нет?
– Сиб, оставь бедного парня в покое! – воскликнул Эллиот. – Он не хочет разговаривать об этом.
– Раньше говорил очень даже охотно.
Эди многозначительно посмотрела на мать. Сибелла сдалась, но я понял: она что-то заподозрила.
Накануне я сказал Эди, что утро вечера мудренее, и она согласилась. Тема Тристана являлась табу. Подъезжая к Лондону, я не сдержался и заговорил о нем.
– Что вам сказать? Как есть, так и есть.
– Эди, он женат.
– Несчастливо женат. Вы обещали не судить меня.
– Я не осуждаю, только…
– Что?
– Не знаю. Наверное, встревожен.
– Не надо волноваться.
Вот и все – на этом разговор оборвался.
Глава семнадцатая
Я обрадовался, когда к кормилу вернулся Ральф. Да, в нем было нечто нелепое и комическое, напоминающее капитана Джека Воробья. Но он, по крайней мере, вызывал к себе уважение в отличие от Тристана, который требовал к себе уважения. К Тристану я теперь внимательно приглядывался. Раньше тоже не мог от него отмахнуться, но хотя бы удавалось задвинуть его куда-то на периферию поля зрения. Теперь не получалось – с тех пор, как убедился, что у него с Эди связь. Тристану не нравилось снова играть вторую скрипку. Это я заметил по его глазам, когда Ральф собрал нас на совещание по поводу рекламы «Варго».
«Варго» – новый хэчбэк компании… что до компании, об этом можно было только догадываться. Нам не дано было знать, кто из Большой французской тройки придумал новую машину. Предложение участвовать в телерекламе автомобиля поступило от торговой марки через маркетологов. Заказчики хотели, чтобы конкурирующие агентства подошли к теме без предвзятости, сосредоточившись исключительно на достоинствах самого товара. Проблема состояла в том, что все достоинства заключались внутри «Варго» – автомобиля нарочито некрасивого: кургузого, приземистого, совершенно не в духе современного дизайна. Да, он был чрезвычайно экономичным и мог похвастаться множеством всяких устройств в стандартной комплектации, но снаружи производил впечатление какой-то несуразности, нескладного куска металла, предназначенного доставлять пассажиров из точки А в точку Б.
– Ну и кому придет в голову купить его? – спросил Ральф.
– Вот именно, кому? – подхватил Тристан.
– Чудаку, у которого больше денег, чем здравого смысла, – предположила Миган.
За столом совещания нас собралось одиннадцать человек: три творческие группы, Патрик, пара сотрудников, ведущих счета и организующих рекламу (Дамьен и Лотти), плюс Ральф и Тристан. Телевизионный рекламный ролик нового автомобиля стал бы предметом гордости такого маленького агентства, как наше, однако Тристан считал, что нам лучше отойти в сторону. Он не сомневался, что «Варго» обречен – не только с треском провалится, но будет высмеян. Не нужно, чтобы нас с ним ассоциировали.
