Я подал их отцу обслюнявленный мячик.
– По крайней мере, не зря провели время.
Догго подошел ко мне, когда мы остались одни. Он ступал медленно, с опаской. Но когда я опустился на колени, прыгнул вперед и позволил завалить себя на бок.
– Все в порядке. Спасибо тебе, приятель.
Пес лизнул меня в лицо, а я шутливо подул ему в шею.
Глава двадцать вторая
Когда утром в понедельник я пришел на работу, на столе меня ждал новый комикс и записка от Джоша: «На выходных кое-что подделал». Я невольно рассмеялся. Остались те же три кадра, но Джош добавил собаку на столе, явно срисованную с Догго! Еще он подправил выражение лица родителей, и теперь глаз больше привлекала реакция пса. Когда ребенок произносил «Макдоналдс», в изумленном собачьем взгляде возникала вселенская тоска, и создавалось впечатление, будто у маленького мудреца уже в печенках сидит эта модная молодая пара (дизайнерские очки отца – новая удачная деталь), жизнь которой никогда не пойдет так, как они планируют.
Эди рисунки понравились. Тристану тоже. Он казался немного не в духе.
– Хорошо провел выходные? – спросил Тристан.
– Неплохо. А ты?
– Что ты затеваешь?
Тристан был не из тех, кто любил поболтать о выходных днях. Он все знал и теперь хотел подловить меня. Я выложил ему все про нашу экспедицию в собачий приют.
– Чья это была идея? – поинтересовался он.
– Моя.
– Эди сказала, что ее.
– Идея была моя. Она спросила, нельзя ли ей составить нам компанию. Тристан, зачем ты затеял этот разговор?
Он придвинулся ко мне вплотную:
– Хочу убедиться, что мы поем с тобой с одного нотного листа. – Тристан настолько уверовал в себя, что не сомневался, что способен запугать меня.
– В чем дело? Я же твой ведомый.
Это ему понравилось – трусливый ответ и подобострастный кивок главному заправиле. Он положил руку мне на плечо, одаряя прощением.
– Расслабься. Просто проверял.
В выходные я испытал сомнения, что поступил правильно, предостерегая Ральфа против Тристана. Но теперь все сожаления исчезли. Я надеялся, что шестеренки завертелись, и Тристан сползает к пропасти. Эди говорила, что знает его с другой стороны. Вероятно, такая сторона и была, но беда в том, что из-за него я хуже думал о ней.
Эди я этого говорить не стал, но попросил сообщать, о чем она его ставит в известность, а о чем нет.
– Он уже дважды требовал, чтобы я держался от вас подальше.
– Дважды?
– В прошлый раз я вам не сказал – во время нашего обеда, это был первый раз.
– Что он вам сказал? – удивилась Эди.
– Сказал, если я завалю вас в постель, он меня уволит.
– Неужели?
– Поэтично, не правда ли?
Эди повернулась и посмотрела на меня.
– Дэн, я не в ответе за его психику.
– А мне всего лишь надо, чтобы меня оставили в покое. Чтобы он не совался со своей мордой, когда я готовлю себе кофе. Неужели это непомерное требование?
– Нет.
– Наверное, будет лучше, если мы перестанем общаться.
– Хорошо, – кивнула Эди.
– Исключительно по работе.
– Могу исключительно по работе.
– Договорились.
Несмотря на отчаянные усилия Догго, после вчерашнего обеда с матерью я не мог избавиться от напряжения. И Эди была не первая, кто ощутил на себе мою раздражительность. Когда утром в автобусе я хотел уступить место, меня наградили презрительной усмешкой.
– Это потому, что я женщина?
– Нет, потому что я джентльмен. Но если вам нравится стоять, нас это вполне устраивает. Правда, Догго?
Пес тявкнул.
– А вам лучше не знать, что он сказал.
Другие пассажиры посмеялись шутке.
Патрик Эллори позвонил после обеда. Я понял, что это он, потому что Эди внезапно превратилась в Аннабель Тикстон из «Баттерсийского дома собак и кошек». Суть их разговора сводилась к следующему: Эллори только что заметил пропущенные вызовы на мобильном телефоне, потому что до сегодняшнего утра находился за границей, и с радостью поговорит с новым хозяином Микки. Правда, Микки являлся псом его тети, так что он не знает, чем может быть полезным. К чести Эди, она, умерив свое любопытство, не стала усложнять ситуацию – Аннабель Тикстон, безусловно, в курсе данных деталей. И, наверное, множества других – ведь папка с делом Микки у нее перед глазами.
Записав номер Эллори, она передала бумажку мне.
– Теперь все в ваших руках. – По ее тону я понял, что она обижается на меня.
– Позже. Не сейчас.
– Не стоит благодарности, – с намеком проговорила она.
– Ах, извините. Спасибо. Вы снова были удивительно убедительны.
Эди пожала плечами.
– Я могу ошибаться, но у меня такое ощущение, будто его тетя умерла. – Ради Догго она понизила голос, чтобы не потревожить его сон на диване.
Вернувшись домой, я посмотрел в Интернете, могут ли собаки испытывать горе. Самое большое впечатление на меня произвел сюжет: на могиле хозяйки по-человечески рыдала сибирская хаски. Мне пришло в голову, что Догго, наверное, лишили даже этого. Вид могильного камня напомнил: нужно позвонить матери.
Трубку в номере отеля поднял Найджел.
– Привет, Найджел, это я.
– Дэниел, – промолвил он.
– Я благодарен тебе, что убедил маму открыться.
– Правда?
– Да. Я оценил.
– De nada, amigo.
[8]
Когда к телефону подошла мать, я спросил про похороны.
– Ты когда-нибудь был в крематории? Бедная Пат! Ужасно! Фабрика! Вошел, вышел. Едва хватило времени для музыки. Некоторые изъявляют желание развеять пепел в мемориальном саду. Какой там пепел? Я заметила на цветочном бордюре среди роз кусочки костей. – Мать спросила, каковы мои ощущения.
– О, не совсем в своей тарелке.
– Понимаю. Я правильно поступила, что сказала тебе?
– Разумеется.
– Не слышу в твоем голосе уверенности.
– А если он не захочет со мной встретиться?
– Не исключено. Хотя я бы удивилась.
Она бы удивилась! А я бы оказался в каком-то странном подвешенном состоянии между двух отцов, один из которых упорно не замечал меня, а другой от меня отказался. После тридцати лет я не мог рассчитывать на счастливое воссоединение. Мать сообщила, что у него есть семья, дети, и я ни в коем случае не хотел нарушать их покой. В конце концов, этот человек – такая же жертва, как и я. До вчерашнего дня мы не знали о существовании друг друга. Нас роднило неведение. Мать не собиралась обманывать его, но знала, что делала, когда решила забеременеть от него. Новые обстоятельства ему вполне могли не понравиться.
