Наконец я проговорил:
– Мне хотелось бы по пути завернуть в Хойленд. Ненадолго.
Какое-то мгновение мне казалось, что мой спутник вот-вот вывалится из седла.
– В Хойленд? Ты, должно быть, совсем обезумел?! – воскликнул он. – Неужели ты не представляешь, какой там нас ждет прием?!
– Я теперь знаю, что именно утаивали Хоббеи. Что привело бедного Майкла Кафхилла в подобное расстройство и почему бежал Фиверйир.
– Христе Боже, очередная теория!
– Которую легко проверить. Все займет какие-нибудь полчаса. A если я ошибся, ничего не случится, и мы просто продолжим путь.
– И ты уже понял, кто убил Абигайль? – резким тоном спросил Джек.
– Пока еще не совсем. Но если я прав, убийцей стал кто-то из домашних, а не из деревни. – Я посмотрел на помощника умоляющими глазами. – Возможно, я ошибаюсь, однако, если я прав, невиновность Эттиса может оказаться доказанной. Всего полчаса! Но если захочешь, езжай дальше и заночуй в Питерсфилде.
Барак посмотрел на пыльную, тянущуюся между деревьями дорогу, потом перевел взгляд на меня и, к моему облегчению, тряхнул головой и рассмеялся:
– Сдаюсь! Едем вместе. В конце концов, на сей раз нам предстоит иметь дело всего лишь с Хоббеями.
Глава 41
Я понимал, что, если мы с Джеком подъедем по дороге к воротам Хойлендского приорства, Фальстоу может заметить нас и приказать убираться вон. Поэтому мы свернули на тропку, выходившую к задним воротам по краю охотничьего парка. Отодвигая от лиц нависшие ветки, мы осторожно продвигались вперед. Я вспомнил день охоты и повернувшегося к нам большого оленя. И тот день, когда мы с Бараком поехали по лесным угодьям Хью, и возле нас в ствол дерева вонзилась стрела.
Мы спешились возле ворот.
– Давай привяжем коней к дереву, – предложил я.
– Надо думать, ворота не заперты.
– Они хрупкие. При необходимости их нетрудно взломать.
– Взломать, чтобы войти? – поднял брови мой спутник. – Не твой почерк!
Однако ворота оказались не заперты, и мы беспрепятственно вступили на знакомый двор. Впереди лежала лужайка с редкими деревьями, а налево от нас располагалась псарня и прочие службы. Посмотрев на лачуги, в которых они с клерком Дирика жили, Джек неожиданно спросил:
– Надеюсь, с Фиверйиром ничего плохого не произошло?
– Нет, его отослали в Лондон, потому что он кое-что обнаружил, – ответил я.
– И что же он обнаружил? Скажи во имя Господне!
– Я хочу, чтобы ты сам это увидел.
Я посмотрел в сторону большого зала, в окнах которого отражалось солнце. Во дворе никого не было, и стояла полная тишина, такая, что мы вздрогнули, когда пара вяхирей с шумом перелетела с дерева на дерево. Было жарко, солнце стояло высоко над головой. Сержантская шапка терла мне лоб, и я смахнул с лица пот. Только теперь я заметил, что голоден: время ленча давно уже прошло. Я посмотрел на старое монастырское кладбище и импровизированное стрельбище и вспомнил слова старшего Хоббея, задумавшегося над тем, что вселение в старинный монастырь могло стать проклятием для него.
Из масляной кладовой вышел один из слуг, юноша из деревни. Он посмотрел на нас с полным изумлением, как если бы среди бела дня увидел призрак. Всем местным обитателям было известно, какое расстройство в семействе произвел я на дознании. Я подошел к слуге с улыбкой:
– Добрый день, приятель. Ты не знаешь, дома ли мастер Хоббей?
– Я… я не знаю, сэр, – пробормотал парень. – Сегодня он намеревался посетить деревню вместе с мастером Фальстоу и мастером Дириком.
– Дирик все еще здесь?
– Да, сэр. Я только не знаю, вышли ли они уже из дома. Вы вернулись?
– Ненадолго. Мне нужно кое о чем переговорить с мастером Хоббеем. Я пройду вокруг дома.
После этого мы отправились к входу, оставив молодого человека в явном недоумении.
– Интересно, что им надо в деревне? – проговорил Барак.
– Должно быть, собираются угрозами отнять часть леса у местных жителей.
Пройдя вдоль стены большого зала, мы обогнули его и вошли в дом. В саду Абигайль вяли неполитые цветы.
– Помнишь тот день, когда борзая убила песика Абигайли? – сказал я Джеку. – Помнишь, как она сказала, что я глуп, потому что не вижу того, что находится перед моими глазами? Если бы я тогда понял, что несчастная имеет в виду, она, возможно, не умерла бы. Но они же такие умные, все эти люди! Пошли, – продолжил я свирепым тоном, – пора кончать эту историю!
Мы подошли к переднему крыльцу. На ступеньках сидел Хью Кертис, натирая маслом лук. На нем была свободная серая рубаха, а лицо его скрывала широкополая шляпа. Увидев нас, он с негодованием вскочил на ноги.
– Добрый день, Хью, – проговорил я негромко.
– Чего вы хотите? – Голос юноши дрогнул. – Вас сюда не звали!
– Мне нужно поговорить с мастером Хоббеем. Не знаете ли вы, где он сейчас находится?
– По-моему, он ушел в деревню.
– Тогда мне придется войти и проверить.
– Фальстоу выставит вас вон.
Я встретил взгляд Кертиса, на сей раз позволив себе внимательно скользнуть взглядом по его длинному загорелому лицу и по оставленным оспой рябинам. Он отвернулся.
– Пошли, Джек, – позвал я помощника, и мы проследовали мимо Хью по ступеням.
В опустевшем большом зале царила тишина. Святые, изображенные на старом западном окне, по-прежнему возводили к небесам руки. Стены оставались голыми. «Интересно, куда подевались гобелены?» – подумал я.
Дверь в заднем торце зала отворилась, и в ней появился Дэвид в черной, приличествующей трауру одежде. Подобно Хью, а до того слуге, он с изумлением уставился на нас, а затем шагнул вперед, и его массивное тело приняло агрессивное положение.
– Вы! – в гневе воскликнул он. – Что вы делаете здесь?!
– Мне нужно встретиться с вашим отцом, – объяснил я.
– Его здесь нет! – Дэвид еще больше возвысил голос. – Он отправился в деревню вместе с Фальстоу, разобраться с этими смердами.
– Тогда мы дождемся его возвращения.
– А в чем, собственно, дело?
– Дело важное. – Я посмотрел в круглые и сердитые глаза юноши. – Речь идет о том, что мне удалось обнаружить в отношении вашей семьи.
Полные губы младшего Хоббея затряслись, и вызывающее выражение на его лице сменилось страхом.
– Уходите отсюда! В отсутствие отца в доме хозяйничаю я. И я приказываю вам уйти! – закричал он. – Приказываю вам оставить этот дом!
Он тяжело дышал, едва не задыхался.
– Хорошо, Дэвид, – проговорил я невозмутимо. – Мы уйдем отсюда. Пока.
