Опушка, по которой нужно пройти к хижине, просматривалась с ближайшего хребта. Чтобы не подвергать груп; пу излишней опасности, Курбатов провел ее по зарослям и метрах в ста от хижины, посреди кустарника, обнаружил еще одно строение, возведенное на сваях и опоясанное террасой.
— Лабаз, — сразу же определил Чолданов, хорошо знакомый с бытом охотников. — В меру сухой, в меру теплый и вполне пригодный для отдыха.
Он же и отправился в разведку. Но оказалось, что вокруг все спокойно.
— Полтора часа для привала, — скомандовал ротмистр. — Реутов — на пост. Матвеев — радиосвязь.
Первая радиограмма, ушедшая за кордон, была предельно краткой: «Перешли. Продвигаемся в стычках с противником. Легионер».
43
Фюрер вновь пригласил всех занять свои места. Еще более получаса он выслушивал доклад Риббентропа о положении в Италии, действиях англичан и американцев, рассчитывающих окончательно отвлечь эту страну от сотрудничества с Германией, а также короткие сообщения Гиммлера, Йодля и Геринга о положении на фронтах. И лишь потом объявил, что все свободны. Пропуская старших по чину, Скорцени немного задержался у двери. Этим воспользовался фюрер. Взяв под руку, он отвел его чуть в сторону.
— Хочу сказать вам еще вот что, гауптштурмфюрер Скорцени. Вполне возможно, что к моменту, когда я дам приказ осуществить эту операцию, новое итальянское правительство все еще будет считаться, по крайней мере официально, нашим союзником. Поэтому, если вы вдруг потерпите неудачу, — не хочется, конечно, даже допускать такое, — я вынужден буду вас дезавуировать. Вы понимаете меня?
— Дезавуировать? — некстати переспросил Скорцени, признаваясь в том, что не совсем понимает тонкости этого Дипломатического термина. Вернее, значение ему было известий, просто он не сразу сумел истолковать его применительно к той ситуации, которая могла возникнуть, если операция действительно сорвется.
— Меня принудят к этому обстоятельства, гауптштурмфюрер. Нашими дипломатами дело будет представлено так, будто вы действовали под собственную ответственность, в обход начальства. Посему вам придется испытать на себе все последствия акта неповиновения, а если хотите, то и безрассудства. — И он посмотрел на Скорцени таким сочувствующим взглядом, словно эти «последствия» наступают сразу же, как только гауптштурмфюрер переступит порог кабинета.
— Я готов, мой фюрер.
— Думаю, вы понимаете, почему я вынужден буду, хотя и скрепя сердце, наказать вас в случае провала?
— Такое наказание является составной частью общего риска. Идя на выполнение задания, на него обязан решаться каждый диверсант. Меня это не страшит.
Гитлер пожал ему руку, задержал ее в своей и несколько мгновений смотрел прямо в глаза. Белесые водянистые зрачки фюрера показались Скорцени потускневшими линзами.
— В конце концов вам удастся освободить Муссолини. Удастся, я уверен в этом.
44
То, что уже через тридцать минут Курбатов поднял группу, показалось диверсантам сумасбродством. Откровенно протестовать никто не решился, но было очевидно, что в душе каждый проклинает его. Устроившись на стволе лиственницы, Чодданов уверял, что все вокруг спокойно. Даже выстрелы на перевале то ли затихли, то ли просто не долетали до лесной чащобы, в которой расположился лабаз.
Однако Курбатов и не пытался убеждать своих легионеров, что предчувствует какую-то опасность. Он просто-напросто приказал выступать, а на посыпавшиеся вопросы ответил двумя словами: «Движемся к тропе».
Так ничего толком и не. поняв, диверсанты с километр пробежали, потом, уже заслышав выстрелы, еще долго пробирались сквозь бурелом и через широкую каменистую падь… И лишь когда ротмистр расставил их по обе стороны тропы — в том месте, где она пересекала широкий ручей, плес которого путнику приходилось преодолевать, перескакивая с камня на камень, — поняли: Их командиром руководило не сумасбродство, это сработала интуиция.
Прошло еще немного времени, и они увидели Радчука. Он тащил на себе раненого Корецкого. Реутов и Вознов бросились к нему, помогли перенести поручика через ручей и только в зарослях, уже встретившись с Курбатовым и Тирбахом, обнаружили, что поручик мертв. Он скончался, очевидно, на руках Реутова и Вознова.
Сам Радчук упал к ногам командира и минут десять лежал, не пытаясь произнести ни слова. Казалось, он был в состоянии крайнего физического истощения.
Тирбах, наиболее смысливший среди них в медицине, — он единственный окончил ускоренные шестимесячные курсы военфельдшеров — даже пытался осмотреть его, подозревая, что Радчук ранен.
— Жив, пока жив, — нервно отреагировал поручик на его общупывание. — Что вы меня, как девку?
— Тогда возьмите себя в руки, — обиделся подпоручик.
— Где Власевич? — спросил проводника Курбатов.
— Где-то там, — махнул Радчук в сторону хребта. Услышим карабин — значит жив. Молодец Черный Кардинал, меток и хладнокровен. Если бы не он… — тяжело отсапывался поручик, изогнувшись на своем вещмешке, который так и не сбросил, несмотря на то что пришлось тащить раненого. — Вы знали, кого оставить, ротмистр.
— Знал, конечно, — мрачно признался Курбатов. — Вы тоже благородно повели себя, пытаясь спасти Корецкого. Чолданов, Вознов, документы и оружие у погибшего изъять, тело предать земле. И как можно скорее.
Пока они уносили поручика к ближайшей расщелине и забрасывали камнями, вновь ожил карабин Власевича. Прозвучало всего два выстрела, на которые красноармейцы огрызнулись десятком автоматных очередей. Но по тому, сколь коротки были эти очереди, Легионер сразу же определил, что патроны у преследователей на исходе. Слишком уж экономно они собирались их расходовать.
— Иволгин, — обратился он к штабс-капитану в те минуты, когда выстрелы послышались почти рядом, за скалой, багрянившейся на утреннем солнце метрах в двухстах от ручья. — Постарайтесь предупредить Власевича, что мы здесь, и увести его с тропы. Всея остальным — подальше от нее. Огонь открывать не раньше, чем красные преодолеют ручей. Пусть втянутся, пройдут между «почетным караулом».
Вместо ответа Иволгин поднял руку, приветственным жестом римского трибуна давая понять, что ему все ясно.
— Похоронили, — вернулись через несколько минут Чолданов и Вознов. — Не по-христиански мы как-то его, — почти простонал Вознов. — Без креста, салюта.
— За салютом дело не станет, — спокойно ответил Курбатов, — меня разрешаю похоронить точно так же.
— Не приведи Господь, — предостерегающе заслонился ладонями Вознов. Этот парень давно показался Курбатову слишком нервным и излишне эмоциональным. Но Родзаевский представил подпоручика как отличного взрывника. И четыре мины, которые он тащил в своих вещмешках, должны были подтвердить его репутацию.
Ждать пришлось недолго, однако минуты эти были тягостными. Особенно для Курбатова. С одной стороны, он уже по существу оправдал свой «марш к тропе» тем, что сумел вернуть в группу Радчука и предать земле Корецкого. К тому же появилась надежда спасти и Власевича. С другой — Курбатов прекрасно понимал, что если группа увязнет в стычке, красные получат подкрепление и его рейд к границе рейха может закончиться прямо здесь, у границ Маньчжурии.
