— Но скажите же, наконец, гауптштурмфюрер, как мы будем выбираться отсюда? — иссякло терпение дуче. — Вы сами говорили о каком-то самолете. Где он?
— Прибудет с минуты на минуту.
— Вы думаете, ему удастся сесть на этот луг?
— Не сомневаюсь. Мои люди уже подобрали подходящую площадку и освобождают ее от посторонних предметов, — ответил Скорцени, не открывая глаз и не меняя позы.
— Поскорее бы.
— Успокойтесь, господин Муссолини, теперь вы в полной безопасности. Лучше подойдите к окну, полюбуйтесь зрелищем, которым наслаждается господин Штубер.
Муссолини удивленно посмотрел на Скорцени, подошел к окну и, оттеснив плечом Штубера, который и так отступил, подпуская его, уставился на шеренги карабинеров.
— Эти подонки дорого заплатят за позор, который мне пришлось пережить, — пробормотал он. — Будьте уверены, господин Скорцени… Я докажу Гитлеру. Мы еще постоим за великую Италию. Вшивым англо-американцам нас не сломить. А эта свора предателей… — и он зачастил на итальянском, в котором Штубер мог улавливать лишь отдельные слова — хотя в Югославии довольно часто приходилось иметь дело с итальянцами.
«А ведь действительно кровью заплатят ему за этот арест. И не только карабинеры охраны, — мерял его презрительным взглядом Штубер. Это презрение еще осталось в нем от царящего в вермахте всеобщего неуважения к «макаронникам», которое они вполне заслужили трусостью и бездарностью, продемонстрированными на Восточном фронте. — Вместо того чтобы подумать об общей борьбе против англо-американцев, он увязнет во внутренней резне, как когда-то русские в своей Гражданской. И падут десятки тысяч голов. И польются реки крови. И все зря, потому что ничего из этого “возвращения на круги своя” не выйдет. Даже по тому, как этот человек ведет себя сейчас, можно определить, что перед тобой полнейшее ничтожество».
— Господин гауптштурмфюрер, — появился на пороге фельдфебель-парашютист, — только что сообщили: станция фуникулера в наших руках. Охрана сложила оружие без боя. И еще — по радио доложили, что одномоторный самолет «Физелер Шторьх», предназначенный для эвакуации господина Муссолини, прибудет с минуты на минуту. Кроме того, два небольших транспортных самолета сядут в долине, у подножия. Остальным, как и предусматривалось, придется пробиваться к ближайшей немецкой части на джипах. На дороге уже появились посты солдат СС и оставшиеся верными нам итальянские подразделения.
— Ну вот, видите, господин Муссолини, — поднялся Отто Скорцени из-за стола. — Стоило ли так волноваться?
— Но он еще не прибыл! — нервно парировал Муссолини, срывая с себя и снова напяливая на голову уже порядком измятую шляпу. — И не сел! А потом еще нужно будет взлететь. Интересно, приходилось ли кому-нибудь взлетать с этой Голгофы?
— Не приходилось. Никому, — невозмутимо ответил Скорцени. — Мы первые. Это проверено. Тем приятнее будет полюбоваться склонами Абруццо и вообще вершинами Гран Сассо.
Самолет пронесся над отелем, чуть не задев крышу. Тень его кощунственно проползла по шеренгам карабинеров. Штубер видел, как итальянцы, не исключая и Солетти, испуганно поприседали, побаиваясь, как бы летчик не прошелся по ним пулеметной очередью.
— Хеттль! — крикнул Скорцени, уже выйдя из отеля. — Назначаю вас старшим. Обеспечьте эвакуацию людей и оружия. В том числе оружия карабинеров. Самих карабинеров оставить здесь. Пусть ими занимается их собственное командование. Даже Солетти, если пожелает.
47
С первого захода сесть на гору летчик не решился, он только присмотрелся к обстановке и к расположению планеров, которые ему очень мешали, хотя парашютисты и постарались посдвигать их на одну сторону луга. Зато во второй раз приземлился в дальнем углу этой «альпийской посадочной полосы», с ловкостью аса проведя самолет между двумя огромными валунами и едва не поломав о них крылья.
Выйдя из отеля вслед за Скорцени и Муссолини, кинооператор еще раз просеменил с камерой перед поникшими карабинерами, заснял воинственно стоявшую напротив итальянцев группу парашютистов, которых только строгий приказ «не стрелять» удерживал от соблазна жестоко проредить этот строй, и снова обогнал группу Скорцени, чтобы снимать ее вплоть до посадки в самолет.
— Это вы, Фанштофф? — окликнул Скорцени пилота вместо приветствия.
— Я, господин гауптштурмфюрер! — высунулся тот из кабины.
— Я же говорил, что нам еще придется полетать вместе!
— И даже позаботились об этом! — без особого энтузиазма подтвердил Фанштофф.
Скорцени буквально на руках внес дуче в кабину, втиснулся рядом с ним сам, хотя самолет был явно рассчитан на одного пассажира, и еще попытался втиснуть между собой и дуче его огромный чемодан. Но он не влезал. Да и пилот резко запротестовал.
— Ладно. Родль, доставите его, как договаривались. Время дорого. Штубер, Хеттль, — отдавал распоряжения гауптштурмфюрер, — лично отвечаете за пленку, отснятую кинохроникером. Начинайте эвакуацию. С минуты на минуту здесь могут показаться самолеты итальянцев. В воздух!. — приказал обер-лейтенанту.
Но тот растерянно оглядывался на него.
— Что вы медлите?! — не понял Скорцени.
— Самолет перегружен, гауптштурмфюрер. Мы сможем подняться только вдвоем. Очевидно, с господином Муссолини, если прикажете…
— Если бы можно было, мы бы действительно взлетели вдвоем! Только без вас. Поэтому запускайте двигатель и начинайте разбег.
—, Но мы не взлетим, гауптштурмфюрер! Мы просто: напросто погибнем!
— Взлет!
— Здесь очень короткая взлетная площадка. И сильно разреженный горный воздух. Самолет может поднять только двоих. Поверьте моему опыту. Такова его конструкция.
— Мне плевать на его конструкцию. А тем более — на ваш опыт, — спокойно, холодно процедил «первый диверсант империи». — Я лично отвечаю перед фюрером за безопасность господина Муссолини.
— Но, господин Скорцени, — несмело попробовал вмешаться дуче, испуганно поглядывая то на пилота, то на эсэсовца. — Может быть, действительно?.. Иначе мы все трое… Это было бы непоправимо.
— Здесь приказываю я. — Скорцени решительно достал из кобуры пистолет и приставил к затылку пилота. — В конце концов мы сможем эвакуироваться и с помощью фуникулера. Но вы, Фанштофф, останетесь здесь навечно. Это я вам гарантирую.
— Яволь, — дрожащим голосом проговорил пилот. — Я подчиняюсь. Да уберите же свой пистолет! Он мешает. И видит Бог, видит Бог… Я сделал все, чтобы спасти вас.
— В воздух! — рявкнул Скорцени так, что, казалось, самолетик затрясся не от работы ожившего двигателя, а от его звериного рыка.
Все, кто находились в это время на высокогорном лугу, затаив дыхание, следили, как маленький «Физелер Шторьх», неуклюже переваливаясь и по-воробьиному подскакивая на камнях, двигался к краю вершины. Любому непосвященному было ясно, что с таким разбегом перегруженный самолет взлететь не сможет. Он не в состоянии будет оторваться от земли и попросту свалится в подступающее к горе ущелье. Те, кто был поближе, даже побежали вслед за ним, готовясь увидеть то страшное, что вот-вот должно наступить.
