В самом центре небесного купола, будто в исходной точке мироздания, с которой всё начало быть, что начало быть, полыхало солнце, словно царь на троне в блеске золота, в полноте своей значимости и самодостаточности, обрушивая на землю всю мощь неиссякаемой лучистой энергии. Где-то высоко-высоко, в самой глубине небесной тверди плыла, раскинув недвижно огромные крылья, степная птица, высматривая зорким глазом добычу и следя другим за двумя путниками, удобно расположившимися под смоковницей.
– Вы… Вы знали моего деда? Вы… Вы помните…? – растроганный до слёз Иуда, заикаясь, пытался найти нужные слова, объясняющие и раскрывающие его теперешнее состояние, его душу. – Простите меня за грубость… я накричал на вас… я не ожидал… вы так внезапно…
– Ничего, ничего, сын мой, я всё понимаю. Я и сам виноват, налетел на тебя как коршун, как… – старик вдруг осёкся, будто на лету поймал готовое уже сорваться с языка неосторожное слово, или наоборот, искал нужное, заблудившееся в лабиринте мысли, – … очень торопился, хотел догнать тебя – внука моего старого друга – вот и бежал. Я хоть и стар уже, и силы не те, нет былой прыти, но ноги ещё держат, хи-хи, носят ещё. Да и немощь телесная не ослабила пока остроты ума, старый фарисей Бен-Акиба всё так же силён в Законе.
– А я вот вас совсем не помню, – как бы извиняясь, проговорил Иуда, искренне сокрушаясь, что в его настолько живых и красочных воспоминаниях никак не находилось места пусть даже до неузнаваемости изменившемуся с возрастом другу деда, фарисею Бен-Акибе. Ведь вот других знакомых, посещавших их дом, включая и законников, и учителей народных он помнил, благо их было не так много.
– Это ничего, ничего, милый. Я ж говорю – не помнишь. Ничего. Главное, я помню. Всё. И очень хорошо помню и деда твоего, и отца, и тебя. Озорной ты был мальчишка, говорю, всё играл, играл. Да и сейчас, вижу, не изменился – всё играешь, играешь. Смотри – доиграешься, паршивец.
Траектория парения в воздухе небесного хищника всё сужала и сужала радиус спирали, медленно, почти незаметно приближая охотника к центру её. Строго под центром глубоко внизу на грешной земле неосторожно зазевалась, нежась на солнышке, уже обнаруженная птицей добыча.
– Что? Как? Что вы хотите сказать? – всё ещё паря в облаках детских воспоминаний, пролепетал Иуда, не замечая, как эти белоснежные небесные странники, наливаясь предгрозовой влагой, приобрели уже холодный металлический оттенок.
– А то и говорю – доиграешься. Разве этому учил тебя дед? Разве об этом мечтал, раскрывая перед тобой тайны Закона, подготавливая тебя к жизни? И к какой жизни!!! Разве к той, какую ты ведёшь сейчас?
– Какой жизни? Чего я веду? Вы о чём? Я не понимаю вас.
Иуда, поражённый внезапно переменившимся настроением старика, никак не мог уловить сути, причины этой перемены.
– Не понимаешь? Ишь ты, он не понимает! Дом оставил… ДОМ!!! Который строил ещё его прадед, в котором народилось, выросло, возмужало и прожило жизнь три поколения… Сейчас в нём хозяйничают ветер и разор… разор и ветер… А он не понимает, видите ли!
– Да что вы! Неужели и вам надо объяснять?! Мой дом – весь мир, крыша – бездонное синее небо, стены – прекрасные, неповторимые пейзажи моей родной земли! Это же Свобода! Я свободен, как ангел небесный! Дом – клетка… крепость… острог… Эх, дед бы понял меня…
– … Виноградник! Целый виноградник! Прекрасный виноградник! Источник жизни целого рода!!! – старик в своём негодовании даже не слушал Иуду, а продолжал свою обличительную речь. – Кормящий, одевающий, дающий кров, смысл, значение в жизни нескольких поколений…! Теперь разграблен…! Разорён…! Иссушен солнцем…! Растоптан, загажен зверями…! Осквернён, обезображен бездомными бродягами, слетающимися отовсюду на то, что плохо лежит, как мухи на дерьмо! Тьфу… дерьмо!!!
– Да что вы ругаетесь? Что это вы так разошлись-то? Я ж говорю, собственность сковывает, приземляет дух…, а свобода окрыляет, расширяет горизонты, позволяя в общем разглядеть частное, а в частном увидеть общее. Ну, неужели вы сами не видите? Посмотрите, когда…
– Тьфу!!! Дерьмо!!! Дерьмо!!! Эти бродяги расплодились тут, как уличные псы! Куда ни глянь, везде наткнёшься на бездельника и оборванца, разглагольствующего о смысле жизни. Лишь бы не работать! Лишь бы смущать, заманивать в свои сети таких вот идиотов! Собрать бы всех этих умников в кучу да камнями их, камнями!!! Нет… На крест!!! На крест каждого!!! Оградить крестами с распятыми на них бродягами священную землю Израиля от их мерзких учений! А этого твоего галилеянина первого на крест!!! В самом центре, в Иерусалиме!!!
Белоголовый сип – огромный степной хищник, хозяин и владыка воздушных просторов Иудеи, и не только Иудеи, достиг, наконец, центральной точки спирали, остановился в восходящем потоке раскалённого на сковородке каменистой почвы воздуха, завис на миг над своей собственной тенью, в ореоле которой, не подозревая об опасности, нежилась на солнышке зазевавшаяся добыча.
– Замолчи, старик, – наливаясь негодованием, но ещё держа себя в рамках почтения, проговорил Иуда. – Ты не ведаешь, что говоришь. Он не оборванец, Он Тот, Которому надлежало придти! И Он уже пришёл! Он учит правде, и учение Его истинно.
– Правде?! Он учит лжи, ибо сам есть ложь и исшёл от лжи! Он учит подставлять щёку, когда тебя бьют, он учит любить врагов! Кому подставлять? Кого любить? Рим?! Мерзких псов-язычников?! Он римский прихвостень и шпион, пришедший погубить Израиля. Он называет своими друзьями мытарей, разбойников, гулящих девок, шлюх …. Они и есть его друзья, ибо он говорит с ними, ест с ними, спит с ними! Он сам блудник и разбойник! Он отрёкся – О Бог мой Всемогущий! – от собственной матери, братьев, он ни во что не ставит память о почившем отце своём! И этого ты называешь Мессией? Этот, по-твоему, есть Тот, Которому надлежит придти?! Богохульник!!! Хвала Всевышнему, что дед твой не дожил до этого часа и не слышит слов таких! Мессия – галилеянин?! Ха-ха-ха!!! Да что хорошего может быть из Галилеи? Или ты не слышал, как он грозился разрушить Храм Божий?! Или ты настолько потерял разум, оглох и ослеп одновременно, что не понимаешь, какая мерзость стоит за его призывами есть его тело и пить его кровь?! Он призывает брата восстать на брата, сына на отца, невестку на свекровь свою! Это ли учение ты называешь истинным?! Учение его гибельно! Он несёт смерть и разорение Израилю!
– Молчи, старик!!! – не в силах больше сдерживать гнев, прокричал Иуда. – Замолчи, я не желаю слушать тебя!!!
Вдруг наивная жертва, испугавшись наплывшей на неё тени, встрепенулась, вскочила на все четыре копыта и что есть духу, стремглав помчалась прочь, озираясь набегу на небесного хищника. Но она совсем позабыла об опасностях, подстерегающих отовсюду здесь, на земле. И напрасно. Не успела она пробежать и двух десятков метров, как земля ушла у неё из-под ног, и живая ещё туша кубарем покатилась вниз по крутому, отвесному склону глубокого оврага, ломая себе шею и в кровь разбивая голову об острые камни.
– Он Вельзевул, сын Вельзевула и творит чудеса силою бесовскою!
– Замолчи… – весь дрожа от гнева, кричал Иуда, поднимая трясущиеся руки вверх, и в бессильной злобе закрывая ими уши. – Замолчи …, иначе …!
