Вслед за этим сообщением, все члены собора в архиерейском сане облачились в мантии и пропели молитву «Днесь благодать Святаго Духа нас собра» (потрясающее лицемерие!!!). После чего началось голосование. Протоиерей Колчицкий обращался поочерёдно ко всем архиереям, начиная с младшего по хиротонии с вопросом: кого они с клиром и паствой избирают Патриархом Московским и Всея Руси. Все архиереи (единодушно, в лучших традициях советов и ком. партии) отвечали: «Я, клир и паства вверенной мне епархии, избираем Патриархом Московским и Всея Руси Высокопреосвященнейшего Алексия, Митрополита Ленинградского и Новгородского».
Вполне понятно, что при существующих в России условиях, не мог быть выдвинут никакой другой кандидат в Патриархи, но по-советски, в выборах намеченного лица, ничего не оставляется на случай нарушения единогласия.
Не останавливаясь подробно на деяниях митрополита Алексия (Симанского) в качестве Патриарха Московского и Всея Руси – это отдельная тема отдельной статьи – отметим только что в период его «правления» Церковь ещё более подпала под власть коммунистической партии и советского правительства, так что уже ни один вопрос, даже на приходском уровне не решался Церковью, а всецело органами гражданской власти на местах. Государство по достоинству оценило неустанный труд Алексия Симанского по развалу Церкви, наградив его аж четырьмя! орденами Трудового Красного Знамени. Наверное, для почётного звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и Золотой Звезды Героя митрополиту Алексию просто не хватило времени, он скончался в 1971-ом году.
Выборы в том же году следующего главы Московской Патриархии практически ничем не отличались от предыдущих выборов Алексия Симанского, за исключением только того, что вместо трёх дней в 1945 году новые сергиане вполне уложились в 3 часа и 10 минут, включая процессию из Троицкого собора в Успенскую церковь и принятие постановления о процедуре избрания.
Вместо того чтобы все члены собора записками обозначили кандидатов, митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий (Ридигер, будущий как бы патриарх Алексий II) задавал вопрос каждому правящему архиерею: «Кого вы, клир и паства избираете Патриархом Московским и Всея Руси?» Все отвечали одинаково (как было предписано): «Я, клир и паства вверенной мне епархии, избираем Патриархом Московским и Всея Руси Высокопреосвященнейшего митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена».
Для всякого непредубеждённого читателя ясно, что выборы были заранее предрешены. После такого, заранее подстроенного голосования, «митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим торжественно объявил, что весь епископат Поместного собора Русской Православной Церкви от своего имени и от имени клира и мирян Церкви, едиными устами и единым сердцем избрал на Московский патриарший престол митрополита Крутицкого Пимена». Таким образом, выборы снова проведены не по церковному, а по-советски.
Две последующие главы сергианской церкви – Алексий II Ридигер и Кирилл Гундяев – были избраны на свои посты уже более демократично, соответственно духу времени: первый в самом конце Горбачёвской перестройки, второй в период торжества суверенной демократии в РФ. Они избирались уже тайным голосованием, видимо, вспомнив о том, что постановление Поместного Собора 1917–1918 гг. до сих пор не отменено и не изменено. Но память у них оказалась короче, чем можно было ожидать. Потому как членам соборов, избирающих предстоятелей сергианской Московской патриархии, предоставили возможность тайно проголосовать за уже готовых кандидатов, выдвинутых предсоборным собранием архиереев, что, мягко говоря, не совсем соответствует духу свободного волеизъявления, присущему выборам последнего канонически избранного Патриарха Московского и Всея Руси Тихона (Беллавина).
Всё вышеизложенное со всей очевидностью показывает, что мы сегодня имеем в лице официальной Русской Церкви неизвестно что. Ни то насквозь лицемерную, завравшуюся кучку отщепенцев, предавшую и продолжающую предавать и продавать за тридцать серебряников тело Христово – Его Святую Соборную и Апостольскую Церковь; ни то совершенно непонятное государственное новообразование, само себя именующее Русской Православной Церковью и прикрывающееся внешне Православными атрибутами, как волк овечьей шкурой.
Но тысячелетняя Русская Православная Церковь не канула в Лету, не испарилась с кончиной последнего её Патриарха. Она жива по непреложному обетованию Христа, сказавшего: «На сем камне построю Я Церковь свою, да не одолеют её врата адовы».
В статье упоминалось о многих священниках и епископах Русских, не принявших Сергиевскую декларацию, ушедших в подполье и составивших Катакомбную Церковь в самой России. Большая часть епископата и клира эмигрировала из большевистской России, образовав вне пределов отечества Русскую Православную Церковь Заграницей. Это позволило сохранить Русскую Церковь в XX-м веке, не допустить проникновения в её догматы и каноны смертоносных метастазов сергианской ереси, уберечь паству, хоть часть её от «зверей рыкающих, ищущих кого поглотити», как в самой России, так и за её пределами. Судьба этих сохранившихся осколков некогда единой Русской Православной Церкви в настоящем, XXI-ом веке непроста и неоднозначна. Кликуши сергианской Московской Патриархии распространяют по свету ложь о якобы имеющем место быть возвращении «зарубежников» в «лоно матери-Церкви», о воссоединении разрозненных частей её. Что тут правда? Точнее, сколько правды в этой лжи? Но это уже тема другой статьи.
Июнь 2009 г.
Автор сам о себе
Не люблю писать о себе. В школах, в институтах, в армиях и прочих разных комсомолах с величайшим насилием над личностью боролся с отвращением к необходимости сочинять разного рода автобиографии. Поэтому всевозможные родился-учился-женился опущу сразу и категорически. Скажу лишь о главном – о том, на чём стояла, стоит и стоять будет моя суматошная жизнь.
Писать начал давно, с детства. До сих пор помню свой первый рассказ, да и не рассказ вовсе, скорее посильную потугу пятилетнего ребёнка. В юности и молодости писал всё – стихи, прозу, музыку, живопись – и всё почему-то получалось. Со временем и с возрастом проза как-то постепенно вытеснила остальное и твёрдо обосновалась на пьедестале главным, основательным стержнем, на который, как нить на спицы нанизывались, сплетались замысловатой вязью все закономерности и случайности этого преинтереснейшего занятия, которое кто-то мудрый назвал некогда жизнью.
Пребывание в православном монастыре не только наложило свой нестираемый оттиск на личность человека, но и в корне изменило всё, чем он жил. Молодой, бесшабашный, ничем и никем не сдерживаемый, легко и непринуждённо окунающийся с головой во все авантюрные замыслы и проекты сочинитель, можно сказать, умер. И умер всерьёз. Зато по возвращении из монастыря в мир родился новый, совершенно иной, отличный от ветхого покойника писатель – Аякко Стамм. Это не имя, это литературный псевдоним, которым я окончательно похоронил, оставил в прошлом всё то, от чего хотел уйти, избавиться и открыл новую страницу своего бытия.
