– Приснилось, нянька. Приснилось. Представляешь, никогда не снилось, ну, ни разу ничего не снилось, а тут взяло и приснилось. Почему это так, а, нянька?
– Ну, ты всегда, ещё с детства малость таво, недалёкай был. Што ты так встрепенулси-то? Ништо, ништо, успокойси. Мене можно … я ж нянька твоя … табе с измальства на руках своих вот ентих самых взростила. И сопли твои подтирала и какашки за табе подмывала. Я те не министер какой-нито и не ентот, как его, не алигахтур. Мене не бойси, я не выдам. Так што там у табе стряслось-то? Што приснилось?
– А приснилось мне, нянька, вот что. Представляешь, … комната … огромная такая, как аэродром … и пустая…. Ну, совершенно пустая…. А посередине комнаты той … тумбочка стоит.… Знаешь, нянь, как в армии, солдатская такая, только выдвижной ящик у неё почему-то снизу. Представляешь?
– Ну, ну, представляю. Чего завис-то как мобила? Эка табе глючить сегодня. Дальш-то чё?
– А вот чё…. Подхожу я, значит, к этой тумбочке …. Тихо всё так кругом…, как в морге …. А я подхожу, значит, … подхожу…
– Ну, подходишь, подходишь. Чё затянул-то волынку?
– … не буду рассказывать, раз перебиваешь. Ложись вот сама и смотри.
– Ой… где уж тут? Насмотрисси за тобой. Ну, давай, давай, рассказывай, а я табе пузень поглажу. Ты малой был, любил енто шибко.
– Ну вот. Подхожу я, значит …. Никого нет, тишина, хоть глаз выколи …. А я смотрю…. Эх! Ёпэрэсэтэ, ящик-то у неё снизу …. Думаю себе – а чего это у неё так, ну, не как у всех? Ведь должен быть сверху…. Меня это сразу как-то обеспокоило, нянь, понимаешь … напрягло как-то. Открываю я тот ящик, а он … пустой…. Представляешь? Я снимаю штаны, засовываю их прямо туда, закрываю и …
– Ну, што? Што И? Опять табе вдругорядь заклинило!
– А ничего… Сон кончился…. Вот к чему это, нянька, снится такое, а?
– Тьфу ты пропасть! И приснится ж тако дурню! Ну, откуду мне знать, с чего табе тумбочки солдатски со штанами сняться?! Ежели б дельно чё, а то… тьфу. И ты от ентой хреновины испужалси так?
– А вот и не от этой! Не только от этой! – разобиделся человек в чепце, да так сильно и с таким справедливым негодованием, что даже отвернулся от няньки на бочок, подставив ей свой недвусмысленный зад. – Не буду больше рассказывать, раз ты обзываешься! Я тебе не ребёнок, я уже большой! Я президент Российской Федерации в конце концов!
– А по мне хоть сам Анжела Девис. Тот хоть чернявенький был, башка у его ещё така, … а ты … для меня ты всё одно сопливай засранец. Президент он! Как сралси-то в штаны, не был президентом? Будто у нас всяко недоразумение не может быть президентом! Ну, ладно, ладно, не дуйся уже. Пошутила я. Што, няньке уж и пошутить нельзя? Не дурень, не дурень, успокойси. Так, глупОй малость, ну да это ж ничё. Иванушка-то тож дурак был, а и Кащея победил и разных там богатств нахапал. А табе и осталось только-то Кащея побить. Всё остальное ты уже и так натырил. Ну ладно, ладно. Давай я табе спинку почухаю. Ты когда малой был шибко енто дело приветствовал. Давай уже, рассказывай, чё дальш-то было.
Человек всё ещё дулся, отвернувшись в сторону. Но край одеяла приоткрыл. И сорочку ночную приподнял до плеч. Как бы не нарочно.
– Всё равно не буду рассказывать…. Вот здесь почухай, и тут ещё. Ой…, – замурлыкал он от наслаждения, покрываясь крупными мурашками. – Ну ладно, слушай. Только этот сон закончился, снится другой, ещё страшнее. Представляешь? Значит, та же комната … и тоже пустая вся….
– С тумбочкой? – вставила нянька.
– Да нет! Не перебивай. Комната пустая совсем … и тихо так … как … как под одеялом … а посередине стоит …
– Тумбочка?
– Да замолчи ты, старая! Никакая не тумбочка, а … девочка …
– Робёнок чё ли?
– Сама ты «робёнок», – передразнил он старую. – Женщина! … Только молодая и … и красивая очень … ну просто очень, нянька, очень … как на Тверской, аж либида у меня разыгралась … только … это … ну, это … ну, всё у неё сзади …
– Тьфу ты пропасть! Извращенец ты какой-то, и сны у табе извращенецкие! Чё ж тут красивого-то?
– Ну, так уж … я уж не знаю …
– Ну и ты чё?
– А я подхожу к ней …
– Ага, штаны, значит, сымашь и в тумбочку их, – догадалась нетерпеливая нянька.
– А вот и нет! Вот и нет! Будешь встревать, вообще рассказывать перестану, – человечек уж и впрямь разобиделся весь. Даже чуть не заплакал от досады на старую.
– Ну, што ты, што ты, сердешнай? Ладно уже, молчу, молчу.
– Так вот …. Штаны, значит, снимаю … а она мне и говорит: «У меня есть парень, зовут его Анатолий, и я его люблю» …
– Какой такой Анатолий? Хто таков? Эт рыжай што ли?
– Это уж я, нянька, не знаю. Она ведь мне фамилию не сказала, – человек задумался, да так сильно, что даже печать мысли отразилась на его лице.
– И што?
– И всё. Сон закончился.
– Тьфу ты! Так што ж … што ж ты штаны всё свои …? Надо бы сперва фамилиё спросить, … про погоду там, … искусство разно, … а потом уж…
– Погоди, нянька, это ещё не всё, – не допустил на этот раз человек оскорблений в свой адрес. – Ещё третий сон был.
– Да? А, ну давай. Давай. Только учти, милай, ежели снова про тумбочку, али про бабу с титьками назад, то я енто дело слушать наотрез не согласная. Мне ентово …
– Да не. Не про тумбочку. Тут совсем другое. Ещё страшней.
– Да? Ну, рассказывай. Рассказывай. Только давай, я табе пяточки пошчекачу. Ты когда малой ишшо был, оченьно енто дело уважал, прям заливалси весь.
– Не, не надо, нянька. Там страшно.
– Да-а-а! А, ну давай, давай-нито. Слухаю.
Человек снова лёг на спину, укрылся одеялом под самый подбородок, видимо искренне веря, что это нехитрое приспособление может уберечь его от нападок коварных и злых привидений. И, подняв взгляд к потолку, начал рассказ.
– Сплю я, значит, сплю и вижу третий сон. Будто стою я в большой комнате совершенно один … и тихо так …
– Как на кладбИще… – подсказала нянька.
– Да …
Человек остановился на полумысли и с ещё бОльшим, просто-таки пристальным вниманием вперил взгляд в потолок, пытаясь, видимо, отыскать там вторую половину мысли. В комнате повисла долгая, давящая своей торжественностью пауза. Стало настолько тихо, что слышно было, как далеко-далеко на улице по булыжной брусчатке мостовой прошла смена караула.
– И што дальш-то? – осторожным шёпотом произнесла не на шутку заинтригованная нянька.
– Дальше?… – человек еле-еле, с большим трудом выходил из сковавшего всё его сознание ступора. – Дальше вот что …. Я снял штаны …, и сон закончился.
Оба собеседника тяжело молчали. Первый, подавленный торжественностью минуты, вперив многозначительный, полный мистических думок взгляд в потолок. Вторая, со снисходительной материнской любовью глядя на первого. Взгляд её выцветших белёсых глаз красноречиво говорил: «Как есть глупОй, с детства на головку-то слабенький был. Што уж тут поделать? Робёнок ведь ишшо, не наигралси в Штирлицав, хоча и президент уже».
