– Хочу заметить, – вмешался Пётр Андреевич, – что мой подзащитный пока что не обвиняемый, а только подозреваемый, и не обязан свидетельствовать против себя. Может, у вас есть другие… ммм… доказательства его вины?
– Эх, Пётр Андреевич, Пётр Андреевич… Мы же с вами знаем друг друга много лет, – Петрович откинулся на спинку кресла и говорил сейчас так, будто обвинительный приговор суда у него уже в кармане. В тоне его звучало убедительно, что все эти доказательства не более чем пустая, ничтожная формальность, будто движет им сейчас одно лишь человеколюбие и искреннейшая забота об участи хорошего писателя и доброго гражданина, нечаянно попавшего в беду. – Неужели вы полагаете, что я стал бы задерживать человека без достаточных оснований? Удивляюсь вам, любезнейший мой Пётр Андреевич.
– И всё же… Хотелось бы увидеть эти ваши… ммм… основания. И если они действительно покажутся мне достаточными, уверяю вас, я первый буду рекомендовать моему подзащитному подписать признание. Вы меня тоже не первый год знаете.
– Эх… Будь по-вашему, Пётр Андреич… Будь по-вашему.
Порфирий Петрович нажал скрытую кнопку звонка, в кабинет вошёл помощник следователя, тот самый, что докладывал ему на месте происшествия, а потом присутствовал при задержании Аскольда.
– Серёжа, друг мой, свидетели доставлены?
– Так точно, Порфирий Петрович, доставлены и ожидают в соседнем кабинете.
– Хорошо, друг мой, будем проводить опознание.
Петрович вальяжно расположился в своём кресле, взял в руки книгу и углубился в её изучение, всем своим видом показывая, что всё происходящее для него не представляет никакого интереса. Всё бесполезная трата времени, банальность и одна только скука.
Тем временем помощник поставил возле окна три стула и предложил Аскольду выбрать любой из них по своему усмотрению. Богатов встал, подошёл к окну и уселся на центральный. Помощник пригласил из коридора подставных и предложил им занять два других свободных стула. Те повиновались. Затем были приглашены понятые, которые заняли свои места в кабинете так, чтобы вся картина происходящего была для них видна и понятна. Наконец, в комнату вошёл первый свидетель – незнакомая Аскольду дама средних лет.
– Скажите, пожалуйста, свидетель, – обратился к ней помощник следователя, – вам знаком кто-нибудь из этих трех граждан, сидящих на стульях возле окна?
Дама ответила довольно быстро, почти сразу, только взглянув на Аскольда.
– Да. Вот этот, в центре, – сказала она раздражённо, с очевидной брезгливостью.
– Вы в этом уверены? – спросил помощник.
– Ещё бы… Абсолютно уверена, – не колеблясь, ответила дама.
– А скажите, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
– Я с ним вовсе не знакома, – женщина будто бы даже оскорбилась предложенным ей вопросом. – Ещё чего не хватало… Хм… Просто вчера видела его возле театра перед спектаклем.
– И что, кроме вас и этого гражданина там больше никого не было?
– Почему же? Было довольно много людей,… к спектаклю зрители собирались,… да и прохожие просто,… парочки прогуливались… В субботу вечером в центре Москвы людей всегда полно.
– А чем же именно этот гражданин так вам запомнился, что вы его тут же узнали, не колеблясь?
– Думаю, не одна я его запомнила,… даже уверена в этом. Он вёл себя отвратительно, просто по-хамски, как маньяк какой-то!
– И в чём это выражалось?
Женщина презрительно посмотрела на Аскольда и отвернулась, как от страшного, ужасного, но поверженного, а потому безопасного уже монстра.
– Он пытался изнасиловать одну приличную даму…
– Как? Прямо вот так изнасиловать… посреди улицы средь бела дня?
– Да. А что вас так удивляет? Сейчас в Москве такое творится, что ничему не приходится удивляться. Ужас! Совсем стыд и совесть потеряли! Скоро на улицу нормальным людям вообще невозможно будет выйти!
– Опишите, пожалуйста, конкретно действия именно этого гражданина? – прервал помощник следователя возмущённую полемику дамы.
– Он сначала грязно приставал к одной приличной женщине, собирался её изнасиловать,… она дала отпор, стала кричать,… тогда этот потащил её к машине,… женщина отбивалась, кричала, звала на помощь,… всё было так мерзко, гадко, аж вспоминать противно,… тут выбежал охранник, и этот отпустил её,… или она сама вырвалась,… я не поняла точно… Затем женщина побежала, а этот стал кричать ей вдогонку, оскорблять по-всякому,… грозился даже убить! А когда женщина убежала, сел в свою машину и помчался за ней.
– Вы ясно слышали, что этот гражданин грозился убить женщину?
– Абсолютно ясно! Я точно помню, как он словно бешеный монстр… трясся весь,… слюной брызгал… и орал во всю глотку: «Убью! Убью!». Да вы у других спросите, если не верите. Там много людей было,… все слышали и видели.
– Обязательно спросим. Скажите, пожалуйста, а на этих фотографиях вы никого не узнаёте?
Помощник представил даме несколько снимков, среди которых был снятый с места убийства в Серебряном Бору.
– Боже мой!… Какой ужас!… – обомлела женщина, выпила глоток предложенной ей воды и внимательнее всмотрелась в фотографии. – Да вот же она! Вот эта дама, к которой приставал, а затем погнался за ней этот… этот подонок! Я очень хорошо запомнила её платье!… Бедняжка… Так он всё-таки догнал её и осквернил своей мерзкой похотью?! Подонок! И как только земля таких носит?!
– Успокойтесь, пожалуйста. Спасибо вам, вы нам очень помогли. Мы вас больше не задерживаем. Можете быть свободны, – помощник дал женщине ещё воды, забрал фотографии, всунул в трясущиеся пальцы ручку и подвёл к столу. – Вот тут, пожалуйста…
Дама расписалась в протоколе и направилась прочь из кабинета. Напоследок, уже в дверях она ещё раз «одарила» Аскольда презрительным, уничтожающим взглядом и вышла. У страха глаза велики, у неприязни и ненависти они выпучены, будто рачьи, а то ещё и перекошены в сторону презрения, как у камбалы. Природа – зеркало души человеческой. Жаль только невинных зверушек, вынужденно олицетворяющих собой это зеркало.
Другие свидетели также без труда узнали Аскольда и дали примерно такие же показания, в таком же эмоциональном окрасе. Среди прочих был охранник из театра, который кроме того опознал также среди представленных ему однородных предметов Нюрин клатч, её жемчужное колье и часики, найденные в кармане пиджака Богатова.
– Они пришли рано, часа за три, – рассказывал он. – Я ещё посоветовал им сходить в кафе рядом с театром, всё равно запускать будем только за час до спектакля. Эта женщина ещё посмотрела на свои часики,… вот на эти самые,… и они ушли. И колье я помню, хорошо разглядел, мы же близко стояли друг к другу,… и сумочку эту…
– Ну что? Удостоверились, что Порфирий Петрович никого без достаточных оснований задерживать не станет? – спросил следователь Берзина, после того как экзекуция закончилась и все разошлись.
