– Определенно, стезя потаскушки. Ну и как прогулка по дорожкам памяти?
– Никакая это не прогулка… то есть да, определенным образом. Я его знала. Мне с ним хорошо. Но мы оба стали взрослыми. Так что это не повтор пройденного. Я подумала… что это род близости, которой у нас никогда не было. Мы были так друг на друга злы и так растеряны, когда расстались! Так молоды и глупы. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы видели все это как игру в дом и не понимали, что денег у нас нет и за квартиру платить нечем, а родители постоянно толкали его на юридический факультет. У нас вовсе не было внятных планов. Сбежали, поженились, совершенно не думая о реальности.
– Реальность – штука тяжелая.
– И с ней нужно было считаться, но мы не могли разобраться в ней. Полагаю… Нет, знаю, я решила, что во всем виноват он, а это было не так. Он, возможно, посчитал, что во всем виновата я, но никогда не сказал этого вслух. И в этом вторая причина. Он просто соглашался со всем, что я говорила, и это сводило меня с ума. Скажи, что думаешь, черт возьми!
– Он хотел, чтобы ты была счастлива.
– Да. А я хотела, чтобы был счастлив он. Но мы не были счастливы, в основном потому, что не желали считаться с реальностью. Маленькие ссоры нагромождались, превращаясь в большой скандал, пока я не ушла. Он меня не остановил.
– А ты хотела, чтобы он тебя остановил.
– Боже, хотела, конечно! Но я ранила его, и он меня отпустил. И я всегда…
– …жалела об этом, – докончила Лайла. – О разводе. Не о Люке. Ты сказала мне это когда-то после двух шоколадных мартини.
– Шоколадные мартини должны быть запрещены законом, но да, я всегда жалела о том, как это кончилось, и возможно, всегда задавалась вопросом «что, если»… А теперь…
– Теперь все опять запуталось, усложнилось и смешалось.
– Почему? Нет, не отвечай. Давай поднимемся наверх. Захватим бутылку и сядем на террасе.
– Сядем на террасе. Но оставим бутылку здесь, – вздохнула Джули. – Мне еще нужно заняться документацией, поскольку я рано ушла. Один стакан – и это все за то, что я сегодня сбежала.
– Достаточно справедливо.
Она не стала будить собаку и повела Джули на террасу.
– Ты права. Могла бы здесь жить. Мне нужно переехать! – вдруг провозгласила Джули. – Найти квартиру с террасой. Но сначала дождаться повышения жалованья. Большого.
– Почему? – Лайла села и подняла лицо к небу.
– Я про Люка. Не про повышение. – Он испек мне маффин.
Лайла снова бросила взгляд на Джули. И улыбнулась:
– Ооо!
– Знаю-знаю, это что-то означает. Не просто «это выпечка». Он испек маффин для меня. На рассвете. Еще до рассвета. Это что-то означает.
– Это означает, что он думал о тебе еще до рассвета и хотел, чтобы ты думала о нем, когда проснешься. Это так замечательно.
– Но почему он не сказал, когда я спросила?
– Что же он сказал?
– Что это просто маффин. Я пришла к нему в пекарню, а он был внизу, в… подвале. Месил тесто. Черт подери, почему это выглядит так сексуально? Почему это выглядит так сексуально, когда он по локти в муке?
– Потому что он вообще сексуален, а мужчина в подвале да еще работающий руками – тройная угроза.
– Все это неправильно. Секс, потом маффин, сексуальный подвал. Я пришла туда, чтобы получить обычный ответ.
– Вот как?
– Что ты хотела этим сказать? Я знаю это твое «вот как?».
– В таком случае можно не пояснять, но так и быть, он испек тебе маффин, который, соглашаюсь, имеет значение. А ты вторглась в его рабочее пространство и пристала с тупым вопросом.
– Пристала. Что тут плохого?
– Да ты должна была просто съесть маффин, а позже поблагодарить его.
– Я хотела знать.
Джули опустилась на стул рядом с Лайлой.
– Это я понимаю. Но с его точки зрения… хочешь, я обрисую его точку зрения?
– Возможно, не хочу. Нет, определенно не хочу. Но следовало бы, поэтому валяй.
– Он сделал что-то хорошее. Что-то заботливое. И учитывая его профессию, то, что соответствует умению и способностям. Он хотел заставить тебя улыбнуться и подумать о нем, потому что он думал о тебе и, держу пари, улыбался. Но ты наговорила всякой всячины на этот простой факт.
– Но меня действительно озадачило это, хотя рациональная женщина в моей голове кричала: не глупи! перестань, перестань, перестань!
Она глотнула вина.
– Я хотела, чтобы это был одноразовый секс. Простой, легкий, как у взрослых людей. Но в ту минуту, как увидела этот чертов маффин…
– Ты все еще любишь его.
– Я все еще люблю его. С Максимом у нас никогда бы ничего не вышло. Я знала это, но не хотела смириться, когда вышла за него. Не сработало бы, даже если бы ты с ним не спала. Глупая потаскуха.
– Наивная жена.
– Люк никогда бы мне не изменял. Он не такой. И прошлой ночью я все равно что вернулась домой, но все было лучше, имело больше смысла.
– Почему же ты сейчас такая несчастная?
– Потому что не хочу второй раз ошибиться, Лайла. Не хочу быть женщиной, не желающей отпустить призрачную иллюзию прошлого. Я могла бы обойтись сексом. И была уверена, что это всего лишь секс.
– Но маффин все изменил.
– Знаю, звучит абсурдно.
– Вовсе нет.
Лайла положила ладонь на ее руку.
– Абсолютно нет.
– Полагаю, именно это я хотела бы услышать. Мне стоило сразу понять, что он заботлив и мил, поскольку всегда был таким, и оставить его в покое, вместо того чтобы гадать, что это значит. Черт, я хотела, чтобы это значило больше, хотя ужасно боялась.
– Вторые шансы всегда пугают больше первых, потому что во второй раз знаешь, чем рискуешь.
– Да.
Джули закрыла глаза.
– Я знала, что ты поймешь. Мне придется помириться с ним, поскольку он близкий друг Аша, а я твоя лучшая подруга. Но сегодня я чертовски дерьмовая подруга, потому что не спросила тебя про твои чувства. Относительно себя и Аша.
– Я прекрасно себя чувствую, хотя и не получила маффин. Сделала для нас обоих яичницу.
– Вы так хорошо смотритесь вместе. Я раньше этого не говорила, потому что ты тут же стала бы возводить препятствия.
– Нет. Не стала бы… то есть стала. Возможно. Ты действительно так думаешь? Он просто роскошный, в обоих обличьях.
– В обоих?
– Художник. Я имею в виду джинсы, майку… пара мазков краски тут и там, двухдневная щетина. И богатый наследник – в костюме от Армани. Впрочем, точно сказать не могу. Откуда мне знать?
