– Если б даже он отсудил одну треть от маминого завещания – зачем ему одна девятая от квартиры? – бормотала, продолжая недоумевать, Соня. – Да нет, бред какой-то, никаких прав у него нет. А дачу так вообще строили уже после развода.
– Не, про дачу он не говорил… Ой, какая сумочка классная! – воскликнула Анька, заметив Митин подарок. – Такая вместительная, и аккуратная притом! Чудо просто!
Поймав его гордый, довольный взгляд, она помрачнела.
– Ладно, я пойду.
Уже одеваясь, сестра замерла в коридоре в одном сапоге.
– А, вспомнила, Сонь! Он говорит, что понятия не имел, что квартира давно в собственности. Что всё сделали за его спиной. А он имел право на часть при приватизации.
– Подожди… В каком году это было?
– Ну, я-то уж точно не помню!
– Да и я не очень… Кажется, я в старших классах училась, а они с мамой уже в разводе были.
– А почему Мара его не выписала? – осторожно спросил Митя. – У него ведь нашлась другая жена, с жильём. Чего он туда не прописался?
– Ну, тут всё просто… – вздохнула Соня. – По крайней мере, для нас. Видишь ли… Прописывая Вову, мама заплатила ему за моё удочерение. Иначе бы меня ей не отдали – в неполную семью. Так не могла же она расторгнуть сделку! По её понятиям – это было бы нечестно. Дорого я ей обошлась.
Она хотела добавить: «И тебе обхожусь дорого…» Но не стала – что толку повторять одно и то же? Как странно – она никогда ни от кого ничего не требовала, и снова – глубоко, бескорыстно любима. И вот к её ногам складываются новые и новые жертвы…
* * *
Митя заснул в этот вечер рано – лег, поджидая, пока Соня приберётся на кухне и примет душ, и не выдержал, отрубился – всё-таки недоспал сегодня. А Соня впервые за долгое время уселась поговорить с Борисом. Выдержала его насмешливый, обиженный взгляд.
– Привет… – сказала она.
Лис молчал.
– Ну, прости… – произнесла Соня. – Ты же умный… должен всё понимать.
– Предположим, – лис позиций пока не сдавал. – А что, собственно, произошло? Нет достойного собеседника? Гений твой дрыхнет?
– Ты слышал – про Вову? Какой козёл! Это мамина квартира! – без перехода возмущённо начала Соня. – Я не позволю ему… Да он и не сможет, правда?
– Насколько я его помню, – ответил Борис, решив сменить гнев на милость, – знанием Жилищного Кодекса Вова не блещет. Жанночка тоже не от мира сего.
– Деньги за картину они получили – так чего же не успокоятся? – продолжала Соня, обрадовавшись, что лис отвечает.
– Почему именно сейчас? Может, думает, я прогнала Аньку, для неё это делает?
– Он когда-нибудь что-нибудь делал для Аньки? – пожал плечами лис. – Не забудь, у него ещё Оленька есть. Которая у бабушки в посёлке живет.
– Точно! Оленька вернулась в город! Вова говорил, учится, – осенило Соню. – И они, небось, не хотят, чтобы она с ними жила.
– Возможно, – зевнул Борис, давая понять, что разговор окончен.
– Как всегда, всё за чужой счет, – тем не менее продолжала Соня. – Была бы жива Мара, ещё и Оленьку бы ей на шею повесили – помнишь, они пытались?
– Ну, так что – это всё? – уже резче заявил лис. – Больше тебе нечего мне сказать?
– Например?
Он пытливо смотрел на неё:
– Ты счастлива? Ты всё сделала правильно?
– Да, – твёрдо сказала Соня. – Разве ты не видишь? Митя меня любит.
– Любит, – покладисто ответил лис. – Не врёт, не врёт. Всё в союзники меня призывает, когда ты не слышишь.
Борис усмехнулся одними усами.
– А ты что же? Разве он тебе враг? – вглядывалась в него она.
– Вы сами себе враги, – неожиданно заявил лис. – Из двух один должен любить, а другой – позволять.
– Что за банальность! – возмутилась Соня.
– Когда оба любят так сильно – жди беды.
– Мы не принесём друг другу беды!
– Принесёте… Люди такой любви другим не прощают.
– Хватит каркать! Достали уже, честное слово!
Соня со злостью сжала его, но сразу опомнилась.
– Прости… ну, прости, не злись! Ты сам виноват… и без тебя тут… заладили, – примиряюще сказала она, погладила его шёрстку, суеверно желая, чтобы лис смягчил приговор. – И ты вот опять… А потом ещё обижаешься, что я с тобой не говорю. Повторяешь за всеми. А у нас с Митей всё хорошо.
– Когда всё хорошо – об этом молчат.
– А я и не собиралась… Ты первый начал!
– Нет. Ты – первая начала.
Разговор этот вымотал Соню. Она не стала спорить, холодно произнесла «спокойной ночи» и усадила Бориса обратно. Легла рядом с Митей, залезла к нему под одеяло и пригрелась в его объятьях. «Надо завтра же позвонить Ирине, – решила она. – Вот кто может вспомнить, что там было у мамы с приватизацией».
* * *
– Срок давности, наверное, прошёл по таким делам, – удивлённо сказала Ира. – Чего это вдруг сейчас?
Тетя Ира обрадовалась нежданной гостье – оживилась, захлопотала. Они, и правда, давно не виделись. Соня решила забежать к Ирине после первой смены – по телефону всего не объяснишь.
– Да не знаю я… разве его поймёшь?
Они сидели у Иры в гостиной. Вот кто умел и любил наводить уют – так это Ирина. Дядя Лёша обожал комфорт и порядок, и жена ему это полностью обеспечивала. Она теперь тоже работала в школе – учителем музыки, и времени на домашние дела у неё оставалось много.
– Теть Ир… А ты ведь тоже квартиру приватизировала?
– Да, конечно, она у нас с Лёшей пополам. У него тогда ещё мама была жива, так я помню, мы просили от неё заявление, нотариально заверенное, что она не возражает.
– А про Вову с Марой – не помнишь? Она брала с него такое заявление?
– Брала, брала, конечно, брала! Точно помню – мы даже говорили об этом. По закону нельзя было приватизировать без детей, чтобы, значит, права ваши с Анечкой не нарушить. А без Володи можно, но только с его согласия.
– А он?
– Согласился. Мы даже Лёшу к нему посылали для переговоров, мало ли что. Ну, обошлось, вроде как мирно решили. Понимал-таки, что чужая квартира, не совсем совесть-то потерял. Ну, а может, решил не наглеть… у кого бы деньги занимать бегал? Я ещё тогда Марочку спросила, может, проще его выписать, развелись ведь уже? А она – нет, наотрез. Квартплату за лишнего жильца платила – чепуха такая… Он ведь к Жанночке в её хоромы мог в любой момент прописаться.
Интонации у неё стали неприязненными – Жанночку Ира терпеть не могла и не понимала снисходительности подруги к этому «чуду в перьях».
– И где теперь может быть это заявление?
